А.Н.Островский. Горячее сердце
Комедия в пяти действиях
Москва, ГИХЛ, 1960, Собрание сочинений в десяти томах, т.5, сс. 337-424
OCR & spellcheck: В. Соколов, июль 2005



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


ЛИЦА:

П а в л и н  П а в л и н ы ч  К у р о с л е п о в, именитый купец.
М а т р е н а  Х а р и т о н о в н а, его жена.
П а р а ш а, дочь его от первой жены.
Н а р к и с, приказчик Курослепова по дому.
Г а в р и л о, приказчик по лавке.
В а с я  Ш у с т р ы й, сын недавно разорившегося купца.
Д е в у ш к а.
С и л а н, дальний родственник Курослепова, живет в дворниках.

Двор: направо от зрителей крыльцо хозяйского дома, рядом дверь в комнату, где живут приказчики; налево флигелек,
перед ним звено забора; перед флигелем кусты, большое дерево, стол и скамья; на заднем плане ворота. Летний вечер;
восьмой час. Действие происходит лет тридцать назад, в уездном городе Калинове.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Гаврило (сидит на скамье с гитарой), Силан (с метлой стоит подле).

С и л а н. Слышал ты, пропажа-то у нас?
Г а в р и л о. Слышал.
С и л а н. Вот она где у меня сидит, пропажа эта. По этому случаю теперь, братцы мои – господа приказчики, у меня чтоб аккуратно: в девятом часу чтоб дома, и ворота на запор. А уж это, чтоб по ночам через забор лазить – уж это заведение надо вам бросить; а то сейчас за ворот да к хозяину.
Г а в р и л о. Чудак ты человек, да коли нужно.
С и л а н. Мое дело: было б сказано, а там, как знаете! Я теперь необнаковенно зол, вот как зол, беда!

Гаврило бренчит на гитаре. Силан молча смотрит ему на руки.

Доходишь?
Г а в р и л о. Дохожу помаленьку. (Поет и аккомпанирует себе.)

Ни папаши, ни мамаши,
Дома нету никого,
Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно.

С и л а н. Песня важная.
Г а в р и л о. Песня расчудесная, в какой хочешь компании пой; только вот перебор... смотри хорошенько! Видишь? не выходит, да и на поди!
С и л а н. Я так полагаю, друг любезный, тебе это самое занятие лучше бросить.
Г а в р и л о. Зачем же мне его бросать, дядюшка Силантий? Что я труда положил, ты то подумай!
С и л а н. Много тебе муки-мученицкой за него.
Г а в р и л о. Мука-то ничего, а убытку много, это верно; потому гитара струмент ломкий.
С и л а н. Ежели ее с маху да об печку, тут ей и конец.
Г а в р и л о. Конец, братец ты мой, конец, плакали денежки.
С и л а н. Об печку? А? Придумал же хозяин экую штуку; как увидит эту самую гитару и сейчас ее об печку! Чудно!
Г а в р и л о (со вздохом). Не все об печку, дядюшка Силантий, две об голову мою расшиб.
С и л а н. И довольно это, должно быть, смешно; потому гул по всему дому.
Г а в р и л о. Кому смешно, а мне...
С и л а н. Больно? Само собой, если краем...
Г а в р и л о. Ну, хоть и не краем... Да уж я за этим не гонюсь, голова-то у меня своя, не купленная; а за гитары-то я деньги плачу.
С и л а н. И то правда. Голова-то поболит, поболит, да и заживет; а гитару-то уж не вылечишь.
Г а в р и л о. А что, не убираться ли мне! Как бы хозяин не увидал.
С и л а н. Нет! Где! Он спит, по обнаковению. Ночь спит, день спит; заспался совсем, уж никакого понятия нету ни к чему, под носом у себя не видит. Спросонков-то, что наяву с ним было, что во сне видит, все это вместе путает; и разговор станет у него неявственный, только мычит; ну, а потом обойдется, ничего.
Г а в р и л о (громко поет):

Ни папаши, ни мамаши,
Дома нету никого.

Курослепов выходит на крыльцо.

С и л а н. Постой-ка! Никак, вышел! И то! Уходи от греха! Или стой! Притулись тут; он дальше крыльца не пойдет, потому ленив.

Гаврило прячется.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Курослепов, Силан и Гаврило.

К у р о с л е п о в (садится на крыльцо и несколько времени зевает). И с чего это небо валилось? Так вот и валится, так вот и валится. Или это мне во сне, что ль? Вот угадай поди, что такое теперь на свете, утро или вечер? И никого, прах их... Матрена! Ни дома, ни на дворе, чтоб им!.. Матрена! Вот как оно страшно, когда не знаешь, что на свете... Жутко как-то. И сон это я видел али что? Дров будто много наготовлено и мурины. Для чего, говорю, дрова? Говорят: грешников поджаривать. Неужто ж это я в аде? Да куда ж это все провалились? И какой это на меня страх сегодня! А ведь небо-то, никак, опять валится? И то валится... Батюшки! А теперь вот искры. И что, ежели вдруг теперь светопреставление! Ничего мудреного нет! Оченно это все может случиться, потому... вот смолой откуда-то запахло, и пел кто-то диким голосом, и звук струнный или трубный, что ли... Не поймешь.

Бьют часы городские.

Раз, два, три, четыре, пять (считает, не слушая), шесть семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.

Часы, пробив восемь, перестают.

Только? Пятнадцать!.. Боже мой, боже мой! Дожили! Пятнадцать! До чего дожили! Пятнадцать! Да еще мало по грехам нашим! Еще то ли будет! Ежели пойти выпить для всякого случаю? Да, говорят, в таком разе хуже, а надо, чтобы человек с чистой совестью... (Кричит.) Силантий, эй!..
С и л а н. Не кричи, слышу.
К у р о с л е п о в. Где ты пропадаешь? Этакое дело начинается...
С и л а н. Нигде не пропадаю, тут стою, тут, тебя берегу.
К у р о с л е п о в. Слышал часы?
С и л а н. Ну, так что ж?
К у р о с л е п о в. То-то, мол! Живы еще все покудова?
С и л а н. Кто?
К у р о с л е п о в. Домочадцы и все православные христиане?
С и л а н. Ты очувствуйся! Умойся поди!
К у р о с л е п о в. Источники водные еще не иссяклись?
С и л а н. Нет. С чего им?
К у р о с л е п о в. А где же теперь жена?
С и л а н. В гости ушла.
К у р о с л е п о в. Вот этакий теперь случай; она должна при муже.
С и л а н. Ну, уж это ее дело.
К у р о с л е п о в. Какие гости! Нашла время! Страх этакий.
С и л а н. Какой?
К у р о с л е п о в. Всем в услышание пятнадцать-то часов било.
С и л а н. Ну, пятнадцать не пятнадцать, а девятый час это точно... ужинать теперь бы самое время, да опять спать.
К у р о с л е п о в. Ты говоришь, ужинать?
С и л а н. Да, уж это беспременно. Уж ежели что положеное, без того нельзя.
К у р о с л е п о в. Так это, значит, мы вечером?
С и л а н. Вечером.
К у р о с л е п о в. И всё, как бывает завсегда? Ничего такого?
С и л а н. Да чему же?
К у р о с л е п о в. А я было как испугался! Мало ли я тут, сидя, чего передумал. Представилось мне, что последний конец начинается. Да ведь и то сказать, долго ли.
С и л а н. Что толковать!
К у р о с л е п о в. В соборе отошли?
С и л а н. Сейчас только.
К у р о с л е п о в (запевает). Но, яко... Ты ворота запер?
С и л а н. Запер.
К у р о с л е п о в. Пойти посмотреть за тобой.
С и л а н. Пройдись малость, лучше тебе...
К у р о с л е п о в. Да, "пройдись малость"! Все твое несмотрение. Везде свой глаз нужен. У меня две тысячи рублей пропало. Шутка! Наживи поди!
С и л а н. А ты спи больше, так и всего обворуют.
К у р о с л е п о в. Вам разве хозяйского жаль! Еще я с тобой... погоди.
С и л а н. Ну да, как же! Испугался! С меня взять нечего. Я свое дело делаю, я всю ночь хожу, опять же собаки... Я хоть к присяге. Не токма что вор, муха-то не пролетит, кажется. У тебя где были деньги-то?
К у р о с л е п о в. Не успел я в сундук-то убрать, под подушкой были, в чулки спрятаны.
С и л а н. Ну, кому же возможно, сам посуди! В чулки прячешь, так вот ты чулки-то и допроси хорошенько!
К у р о с л е п о в. Рассказывай! А вот взять тебя за волосы, да как бабы белье полощут...
С и л а н. Руки коротки!
К у р о с л е п о в. Опять же вина не наготовишься, целыми бутылями пропадает.
С и л а н. С того ищи, кто пьет, а меня бог миловал.
К у р о с л е п о в. Кто бы это украл?
С и л а н. Диковина!
К у р о с л е п о в. Уж, кажется, кабы...
С и л а н. Ну, да уж и я бы...
К у р о с л е п о в (нараспев). Но, яко... Так ужинать, ты говоришь?
С и л а н. Одно дело.
К у р о с л е п о в. Пойти приказать.
С и л а н. А что ж вороты?
К у р о с л е п о в. После. Ты у меня... (Грозит.) Слушай! Я, брат, ведь нужды нет, что ты дядя. А у меня, чтоб всё, двери, замки, чтоб всё цело! Пуще глазу, как зеницу ока береги. Мне из-за вас не разориться.
С и л а н. Ну, да уж и довольно! Сказано, и будет.
К у р о с л е п о в. Где приказчики?
С и л а н. А кто их знает?
К у р о с л е п о в. Ежели которого нет, не отпирай, пусть за воротами ночует; только хозяйку пусти. А ежели посторонних кого к ним, хоть знакомый-раззнакомый, ни под каким видом. У меня тоже дочь невеста. (Уходит в дом.)


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Силан, Гаврило и потом Вася Шустрый.

С и л а н (подходит к Гавриле). Вылезай, ничего!
Г а в р и л о. Ушел?
С и л а н. Ушел. Вот теперь поужинает, да опять спать. А отчего это он спит так? Оттого, что капитал! А ты вот тут майся всю ночь. Награбил денег, а я ему их стереги! Две тысячи рублей! Легко сказать! От твоего, говорит, несмотрения! Каково мне на старости лет попреки слушать! Уж, кажется, кабы мне этого вора! Уж я б ему!.. То есть, кажется, зубами бы загрыз! Ну, вот покажись теперь, вот так метлой прямо ему... (Увидав Васю, который показывается на заборе.) Постой, постой! Вот он! Погоди, дай ему с забору-то слезть. (Бросается на него с метлой.) Караул!
В а с я. Что ты, что ты! Не кричи, я свой!
С и л а н (ухватив его за ворот). И то, никак, свой! О, чтоб тебя! Перепугал. Ты зачем же через забор-то? Кара...
В а с я. Не кричи, сделай милость! Я к вам посидеть, больно скучно дома-то.
С и л а н. Коли ты к нам честью, на то есть ворота.
В а с я. Ворота заперты, а стучать – пожалуй, хозяин услышит.
С и л а н (держит его за ворот). А где ж это показано, чтоб через забор? Ка... ра...
В а с я. Сделай такую милость! Ведь ты меня знаешь; разве я в первый раз?
С и л а н. Знаю я, что ты и прежде через забор лазил, да раз на раз не приходит; прежде взыску не было, а теперь вон две тысячи рублей пропало. Вот оно что значит вас баловать!
В а с я. Ведь не я украл, ты сам знаешь, какое ж мне до этого дело!
С и л а н (трясет его за ворот). Тебе нет дела! Тебе нет дела! Стало быть, я один за всех отвечай! Вам никому нет дела. Все я! Вот ты у меня теперь запоешь! Караул!
Г а в р и л о. Да полно ты его мытарить-то.
С и л а н (Васе). Кланяйся в ноги! (Вася кланяется.) Вот так! (Берет его за ворот.)
В а с я. Зачем же ты меня опять за ворот-то взял?
С и л а н. Для всякой осторожности. Что, отец здоров?
В а с я. Слава богу!
С и л а н. Знаю ведь я, зачем ты пришел; да нет ее дома, в гости ушла.
В а с я. Да пусти!
С и л а н (держа его за ворот). В гости ушла, друг любезный. Вот погоди, придет. Вот придет, так повидайся, что ж!
В а с я. Да полно тебе мудрить-то надо мной. Что ты меня за ворот-то держишь?
С и л а н. А вот что: не свести ли мне тебя к хозяину покудова?
В а с я. Силантий Иваныч, есть ли на тебе крест?
Силан (отпускает). Ну, бог с тобой. Сиди здесь! Только чтоб честно и благородно; а ежели что, сейчас руки назад и к хозяину. Понял?
В а с я. Что же мне понимать-то?
С и л а н. Ну, то-то же. Мне было б сказано. (Отходит и стучит в доску.)
Г а в р и л о. Что тебя не видать давно?
В а с я. Недосужно было. Ну, Гаврик, какие я чудеса видел, так, кажется, всю жизнь не увидишь!
Г а в р и л о. Где ж это?
В а с я. У Хлынова был.
Г а в р и л о. У подрядчика?
В а с я. Да. Он уж теперь подряды бросил.
Г а в р и л о. Разве у тебя уж делов теперь нет никаких?
В а с я. Какие дела! Все врозь ползет, руки отваливаются. В люди идти не хочется от этакого-то капиталу; я тоже человек балованный...
Г а в р и л о. А ведь поневоле пойдешь, как есть-то нечего будет.
В а с я. Ну, там что бог даст, а покуда погуляю.
Г а в р и л о. Что же ты, какие диковины видел у Хлынова?
В а с я. Чудеса! Он теперь на даче живет, в роще своей. И чего-чего только у него нет! В саду беседок, фонтанов наделал; песельники свои; каждый праздник полковая музыка играет; лодки разные завел и гребцов в бархатные кафтаны нарядил. Сидит все на балконе без сертука, а медали все навешаны, и с утра пьет шампанское. Круг дому народ толпится, все на него удивляются. А когда народ в сад велит пустить, поглядеть все диковины, и тогда уж в саду дорожки шампанским поливают. Рай, а не житье!
Г а в р и л о. А ведь из крестьян недавно.
В а с я. Ум такой имеет в себе. Уж каких-каких только прихотей своих он не исполняет! Пушку купил. Уж чего еще! Ты только скажи! А? Пушку! Чего еще желать на свете? Чего теперь у него нет? Все.
Г а в р и л о. Да на что же пушку?
В а с я. Как на что, чудак! По его капиталу необходимая это вещь. Как пьет стакан, сейчас стреляют, пьет другой – стреляют, чтобы все знали, какая честь ему передо всеми. Другой умрет, этакой чести не дождется. Хоть бы денек так пожил.
Г а в р и л о. Где уж нам! Ты моли бога, чтобы век работа была, чтобы сытым быть.
В а с я. Еще барин с ним. Он его из Москвы привез, за сурьезность к себе взял и везде возит с собой для важности. Барин этот ничего не делает и все больше молчит, только пьет шампанское. И большое ему жалованье положено за вид только за один, что уж очень необыкновенные усы. Вот тоже этому барину житье, умирать не надо.
Г а в р и л о. Эх, брат, Вася! Кому ты позавидовал! Нынче он этого барина шампанским поит, а завтра, может быть, надругается да прогонит. Хорошо, как деньжонки есть, а то и ступай пешком в Москву. А ты, хоть с грошом в кармане, да сам себе господин.
В а с я. А то у него еще другой атютант есть, здешний мещанин, Алистарх.
Г а в р и л о. Знаю.
В а с я. Этот только на выдумки: как что сделать почуднее, выпить повеселее, чтоб не все одно и то же. Машины Хлынову делает, флаки красит, фонтаны в саду проводит, цветные фонари клеит; лебедя ему сделал на лодке на носу, совсем как живой; часы над конюшней на башне поставил с музыкой. Этот не пьет и денег берет немного; зато ему и уважения меньше. "У тебя, говорит, золотые руки, наживай капиталы от меня!" – "Не хочу, говорит Листарх, и твой-то капитал весь несправедливый". – "Как ты, говорит, смеешь грубить! я тебя прогоню". Алистарх ему прямо так: "Гони, говорит, не заплачу, по мою жизнь вас, дураков, хватит". И так будто побранятся. Только Алистарх его ничего не боится, грубит ему и ругает в глаза. А Хлынов его за это даже любит; да и то надо сказать, денег у Хлынова много, а жить скучно, потому ничего он не знает, как ему эти деньги истратить, чтоб весело было. "Коли, говорит, не будет у меня Листарха, стану их так просто горстями бросать". Вот ему Алистарх и нужен, чтоб думать за него. А коли что сам выдумает, все нескладно. Вот недавно придумал летом в санях ездить по полю. Тут недалеко деревня; собрали двенадцать девок и запрягли их в сани. Ну, что за удовольствие! На каждую девку дал по золотому. А то вдруг на него хандра нападет: "Не хочу, говорит, пьянствовать, хочу о своих грехах казниться". Позовет духовенство, посадит всех в гостиной по порядку, кругом, на кресла и начнет потчевать; всем в ноги кланяется; потом петь заставит, а сам сидит один посереди комнаты и горькими слезами плачет.
Г а в р и л о. Что ж ты у него делал?
В а с я. Меня Алистарх позвал. Они теперь эту самую игру-лодку всю по-своему переделали. Лодка настоящая, и ездят по пруду кругом острова, а на острову закуска и вина приготовлены, а Алистарх хозяином, одет туркой. Три дня кряду эту игру играли, надоела.

Подходит Наркис.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Наркис.

Н а р к и с. Я что ж, я, пожалуй, с вами вместе сяду, нужды нет, что вы мне не компания. (Садится.)
В а с я (не обращая на него внимания). Как разбойники раза два кругом острова объедут, и все атаман глядит в трубу подзорную, и вдруг закричит не своим голосом, и сейчас причаливают, и грабить, а хозяин кланяется и всех потчует.
Н а р к и с. Какие это такие разбойники проявились и откудова? Мне это чтобы сейчас было известно.
В а с я (не слушая его). И хозяин говорит по-турецки, и так похоже, вот как быть надо.
Н а р к и с. Есть тоже, которые разговаривать не хотят, но тоже и бьют их за это довольно порядочно.
В а с я. А одеты все в бархат, настоящий, веницейский.
Н а р к и с (вынимает красный фуляровый платок, надушенный, и размахивает им). Может, и другой кто одеться-то умеет, так что и купцу в нос бросится.
Г а в р и л о. Поди ты с своими духами!
Н а р к и с (показывая перстень). И супиры тоже можем иметь, что, которые купеческие дети есть, так, может, и не видывали. А про разбойников про ваших все узнается, потому прикрывать их не показано.
В а с я. Да, может, ты сам разбойник-то и есть, кто тебя знает!
Н а р к и с. И за такие слова тоже суд с вашим братом короткий.
В а с я. Я когда в Москве был, "Двумужницу" видел, так там с лодки прямо так из ружья и стреляют. Уж на что лучше.
Н а р к и с. Я вот поеду в Москву, я погляжу, я погляжу, так ли ты говоришь.
В а с я. Уж этому актеру трепали, трепали в ладоши – страсть!
Н а р к и с. Ты погоди врать-то, вот я погляжу, еще, может, твоя неустойка выдет.
В а с я. А это купец, а не актер, а больше на разбойника похож.
Н а р к и с (встает). Умного у вас разговору, я вижу, нет, слушать мне нечего. А между прочим, надобно сказать, я сам скоро в купцы выду. (Входит во флигель.)
Г а в р и л о. А ты послушай, какую я песню наладил.
В а с я. Валяй!
Г а в р и л о (поет с гитарой):

Ни папаши, ни мамаши,
Дома нету никого,
Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно!

С и л а н (издали). Тише ты, никак хозяин...

Курослепов выходит на крыльцо.

Г а в р и л о (не слушая, с большим азартом):

Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно!
Милый ручку протянул,
Казак плеткой стеганул,
На то сени, на то двери,
На то новы ворота.

К у р о с л е п о в (сходит с крыльца). Гаврюшка! Вот кто гудит-то. Какое такое столпотворение ты тут на дворе заводишь!
Г а в р и л о (Васе). Батюшки! Бери скорей гитару да полезай в кусты.

Вася берет от него гитару и лезет в кусты.

К у р о с л е п о в. Кому я говорю! Глух ты, что ли! Иди сейчас сюда на глаза и с бандурой!
Г а в р и л о. Гитары нет у меня, Павлин Павлиныч, провалиться на месте, нет-с, это я так...
К у р о с л е п о в. Как так? Как так, мошенник?
Г а в р и л о. Я, Павлин Павлиныч, на губах, право на губах.
К у р о с л е п о в. Поди сюда, поди сюда, говорят тебе!

Вася убегает с гитарой во флигель.

С и л а н. Ты, братец, иди, коли велят; уж делать, стало быть, нечего.
Г а в р и л о. Что же такое! Я иду-с!
С и л а н. Ну, маленько потреплет, уж без того нельзя, на то он хозяин.

Гаврило идет нога за ногу. Курослепов обходит его и хочет к нему подойти.
Гаврило отступает, потом бежит на крыльцо, Курослепов за ним в дом. Стучат в калитку.
Силан отпирает. Входят Матрена и Параша. Силан, впустив их, уходит за ворота.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Матрена, Параша, потом Гаврило.

М а т р е н а (идет к крыльцу, из дому выбегает Гаврило, растрепанный, и сталкивается с ней). Ой! Пострел! Под ребро! Под самое – под сердце! Я ж тебя, погоди! (Ловит его за руку, Параша смеется.) Ты чему смеешься, чему?
П а р а ш а. Захотела смеяться, и смеюсь.
М а т р е н а. Эко зелье! Эко зелье! (Идет к Параше и ведет Гаврилу за собой, тот упирается.)
П а р а ш а. Не подходи лучше, нехорошо тебе будет.
М а т р е н а. Запру тебя, в чулан запру, вот и весь разговор.
П а р а ш а. Нет, не весь, много у нас с тобой разговору будет. (Уходит.)
М а т р е н а. Эко зелье зарожденное! (Гавриле.) А ты откуда взялся? Уж ты на людей метаться стал! Ишь ты какой всклокоченный! Трепали тебя, да, должно быть, мало.
Г а в р и л о. Что ж, хорошо, что ль, трепать людей-то! Есть чем хвастаться! Ведь это всё отчего людей-то треплют?
М а т р е н а. Отчего? Ну, говори, отчего?
Г а в р и л о. От необразования.
М а т р е н а. От необразования? Тебя, видно, мало? Пойдем, я еще к хозяину сведу.
Г а в р и л о. Да что вы, в самом деле! Пустите! (Вырывается.) Я уж и так топиться от вас хочу.
М а т р е н а. И чудесно! Вон и Парашка хочет топиться, так уж вы вместе и нас-то развяжете.
Г а в р и л о. Ну, я-то уж таковский, а за что вы на дочь-то? Никакого ей житья от вас нет. Это даже довольно подло с вашей стороны.
М а т р е н а. Ах ты тварь ползучая! Смеешь ли ты так хозяйке?
Г а в р и л о. Ведь это в вас невежество ваше так свирепствует.
М а т р е н а. Молчи! Сейчас я тебя всех твоих прав решу.
Г а в р и л о. Каких прав? У меня и нет никаких. А что мне молчать? Я по всему городу кричать буду, что вы над падчерицей тиранствуете. Вот вы и знайте. (Уходит.)

Входит Наркис.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Матрена и Наркис.

М а т р е н а. Это ты, Наркис?
Н а р к и с (грубо). Нет, не я.
М а т р е н а. Как ты можешь со мной так неучтиво! Хозяйка желает с тобой нежно разговаривать, есть ее такое теперь желание...
Н а р к и с. Вообразите! И что еще будет?
М а т р е н а. Ты как есть мужик неотесанный.
Н а р к и с. И то мужик, я себя барином и не ставлю. Что ты меня из кучеров-то приказчиком произвела, экономом – ты думаешь, что я сейчас барином и стал для тебя, как же! Ты выправь мне такой лист, чтобы был я как есть природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.
М а т р е н а. Что ты выдумываешь-то, чего невозможно!
Н а р к и с. А невозможно, я и так живу. Как был невежа, облом и грубиян, так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и так оченно хорошо.
М а т р е н а. Что ты какой неласковый сегодня?
Н а р к и с. А вот неласковый, так и неласковый.
М а т р е н а. Да отчего?
Н а р к и с. Так, ни от чего. Про разбойников много слышал.
М а т р е н а. Про каких?
Н а р к и с. Объявились в наших местах... человек полтораста. Шайками по лесам и по воде на лодках.
М а т р е н а. Да врут, чай, поди.
Н а р к и с. Кто их знает; может, и врут.
М а т р е н а. Что ж, ты боишься, что ли?
Н а р к и с. Ну, вот еще выдумала! Стану я бояться, очень нужно!
М а т р е н а. Ты что вышел-то? Тебе не нужно ль чего?
Н а р к и с. Да мне теперича очень требуется...
М а т р е н а. Чего?
Н а р к и с. Денег.
М а т р е н а. Каких денег? что ты!
Н а р к и с. Таких денег – обыкновенных, государственных, а ты думала, игрушечных? Так я не маленький, мне не играть ими. Тысячу рублей давай!
М а т р е н а. Да опомнись ты! Давно ли...
Н а р к и с. Оно точно, что недавно; только, коли я требоваю, так, стало быть, нужно. Потому как я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно, так, значит, чтоб мне была тысяча рублей.
М а т р е н а. Варвар ты, варвар!
Н а р к и с. Это точно, я варвар; это ты правду. Жалости во мне на вас нет.
М а т р е н а. Да ведь ты меня грабишь.
Н а р к и с. А для чего ж мне тебя не грабить, коли я могу. Что же я теперича за дурак, что мне от своего счастья отказываться!
М а т р е н а. Да, ненасытная твоя душа, ужли тебе мало еще?
Н а р к и с. Мало не мало, а коли есть мое такое желание, так, значит, подавай: разговаривать нечего. Ежели да мне с тебя денег не брать, это будет довольно смешно.
М а т р е н а. Ах ты... Боже мой милостивый... что мне с тобой делать!
Н а р к и с. Уж теперь шабаш, ничего не поделаешь! Ты бы об этом прежде...
М а т р е н а. Где ж я тебе денег возьму?
Н а р к и с. А это не моего рассудка дело.
М а т р е н а. Да подумай ты сам, дубовая башка, сам подумай!
Н а р к и с. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для тебя голову ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а как сейчас что в голову придет, вот и конец.
М а т р е н а. Кровопивец ты, окаянный! (Хочет идти.)
Н а р к и с. Постой, погоди. Не надо мне денег. Пошутил.
М а т р е н а. Вот так-то лучше.
Н а р к и с. А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу.
М а т р е н а. Ну, не пес ты после этого?
Н а р к и с. И денег, и приданого, всего как следует.
М а т р е н а. У! Проклятый! Выколоть тебе бельмы-то твои завистливые.
Н а р к и с. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было! И, пожалуйста, ты меня не задерживай. Вот тебе и сказ! Больше я с тобой разговаривать теперь не в расположении. (Уходит.)
М а т р е н а. Попутал меня! ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею! Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило, кажется бы в Киев сходила по обещанию.

Выходит Параша.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Матрена и Параша.

М а т р е н а. Куда ты, куда выскочила?
П а р а ш а. Иди скорей, батюшка зовет.
М а т р е н а. Ступай передом, я за тобой.
П а р а ш а. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца.)
М а т р е н а. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью шляться по двору.
П а р а ш а. Ну, так ведь уйду же и на улицу, коли ты стала разговаривать. И незачем уйти, а уйду. Иди домой, кличет, говорят тебе.
М а т р е н а. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.
П а р а ш а. Вынула ты из меня все сердце, вынула! Что тебе нужно от меня? (Становится прямо против нее.)
М а т р е н а. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя соблюдать должна!
П а р а ш а. Себя соблюдай.
М а т р е н а. Ты мне не указ.
П а р а ш а. И ты мне не указ.
М а т р е н а. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать...
П а р а ш а. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас, что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на воле, на своей воле, как мне хочется.
М а т р е н а. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.
П а р а ш а. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать.
М а т р е н а. Так вот нет же...

Голос Курослепова: "Матрена!"

О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! в гроб вы меня вгоните!
П а р а ш а. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного и у того чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни, в девичьей? Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я – все чужая, все чужая. Молода – так отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали – так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Всё, всё отнимите у меня, а воли я не отдам... На нож пойду за нее!
М а т р е н а. Ах, убьет она меня! Ах, убьет!

Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Матрена, Параша, Курослепов, Силан.

К у р о с л е п о в. Матрена! Что тебя не дозовешься!
М а т р е н а. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.
П а р а ш а. Нечего меня унимать, я и так смирна.
М а т р е н а. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в девичестве пребывала.
К у р о с л е п о в. Эк, хватилась!
М а т р е н а. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне убиваются.
С и л а н. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли, мол.
К у р о с л е п о в. А ты метлой-то ее!
М а т р е н а (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой... (Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.
К у р о с л е п о в. Прасковья, покорись!
П а р а ш а. Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это обида. Горькая обида!
М а т р е н а. Говори, лохматый шут...
К у р о с л е п о в. Метлой-то ее!
М а т р е н а. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело беречь ее?
П а р а ш а. Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне таких слов!
К у р о с л е п о в. Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.
П а р а ш а. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь... Я покорюсь. (Матрене.) Я покорюсь, только вот я тебе при отце говорю – это в последний раз – запомни ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать. Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что скажу: не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь за мной сторожей! Коли я себе добра хочу – я сама себя уберегу, а коли вы меня беречь станете... Не уберечь вам меня! (Уходит.)

Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится про себя.

С и л а н (стучит в доску). Посматривай!



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


ЛИЦА:

К у р о с л е п о в.
М а т р е н а.
П а р а ш а.
С е р а п и о н  М а р д а р ь и ч  Г р а д о б о е в, городничий.
В а с я  Ш у с т р ы й.
Г а в р и л о.
С и л а н.
С и д о р е н к о, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель городничего.
Ж и г у н о в, будочник.
Д е в у ш к а.
Р а б о ч и е  Курослепова.

Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Градобоев, Силан, Сидоренко и Жигунов входят в ворота.

Г р а д о б о е в. Что, человек божий, хозяева не спят еще?
С и л а н. Надо быть, нет; ужинать хотят.
Г р а д о б о е в. Что поздно?
С и л а н. Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.
Г р а д о б о е в. А как дело?
С и л а н. Мне что! Говори с хозяином!
Г р а д о б о е в. Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.
С и д о р е н к о  и  Ж и г у н о в. Слушаем, ваше высокоблагородие.

Градобоев уходит на крыльцо.

С и д о р е н к о (Силану, подавая табакерку). Березинского!
С и л а н. С золой?
С и д о р е н к о. Малость.
С и л а н. А стекла толченого?
С и д о р е н к о. Кладу по препорции.
С и л а н. Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не действует; не доходит. Ежели ты мне – так стекла клади больше, чтоб он бодрил... встряхивал; а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов доходил.

Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.

П а р а ш а. Тихо... Никого... А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом.) Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то по-людски... Вон звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет? Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет? (Задумывается, потом запевает.)

Ах ты, воля, моя воля, воля дорогая,
Воля дорогая, девка молодая –
Девка по торгу гуляла...

Входят Вася и Гаврило.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Параша, Вася и Гаврило.

Г а в р и л о. Погулять вышли?
П а р а ш а. Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.
Г а в р и л о. Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить не желаете-с?
П а р а ш а. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?
Г а в р и л о. Так-с. Я полагаю, что мне и напредки в ожидании не быть-с.
П а р а ш а. А напредки, голубчик, что будет, один бог знает; разве я в своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж тебе нечего приставать. Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно...
Г а в р и л о. Оченно могу-с. Потому желаю от всего моего чувствительного сердца хотя даже этакой малостью быть вам приятным. (Отходит.)
П а р а ш а. Ну, вот молодец! (Васе.) Вася, когда же?
В а с я. Дела-то у нас с тятенькой порасстроились.
П а р а ш а. Знаю. Да ведь вы живете; значит, жить можно; больше ничего и не надобно.
В а с я. Так-то так...
П а р а ш а. Ну, так что ж? Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.
В а с я. Ну, вот видишь ты!
П а р а ш а. А что ж за важность, милый ты мой! У тебя руки, у меня руки.
В а с я. Я уж лучше осмелюсь да так приду когда-нибудь, отцу твоему поклонюсь в ноги.
П а р а ш а. Вася, голубчик, терпенья моего не хватает!
В а с я. Да как же быть-то, право, сама посуди.
П а р а ш а. Ты по воле ходишь, а я-то, голубчик, подумай, что терплю. Я тебе говорю по душе: не хватает моего терпения, не хватает!
В а с я. Уж ты малость-то, Параша, потерпи еще для меня!
П а р а ш а. Вася, нешуточные это слова, пойми ты! Видишь ты, я дрожу вся. Уж коли я говорю, что терпения не хватает, значит, скоро ему конец.
В а с я. Ну, полно! Что ты! Не пугай!
П а р а ш а. Что ты пуглив больно! Ты вот слов моих испугался, а кабы ты в душу-то мою заглянул, что там-то! Черно, Вася, черно там. Знаешь ли ты, что с душой-то делается, когда терпенью конец приходит? (Почти шепотом.) Знаешь ли ты, парень, какой это конец-то, где этот конец-то терпенью?
В а с я. Да видит бог!.. Ну, вот, что ж мне! Нешто не жаль, ты думаешь!
П а р а ш а (жмется к нему). Так держи ты меня, держи меня крепче, не выпускай из рук. Конец-то терпению в воде либо в петле.
В а с я. Да вот, вот, как маленько с делами управлюсь, так сейчас к отцу твоему, а то, пожалуй, и так, без его ведома.
П а р а ш а. Да когда ж, когда? День-то скажи! Уж я так замру до того дня, заморю сердце-то, зажму его, руками ухвачу.
В а с я. Да вот как бог даст. Поручения тоже есть, старые должишки; в Москву тоже надо съездить...
П а р а ш а. Да ты слышал, что я тебе сказала? Что ж, я обманываю тебя, лишнее на себя наговариваю? (Плачет.)
В а с я. Да бог с тобой! что ты!
П а р а ш а. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело у меня все одно. Ты меня водишь, ты меня водишь, а мне смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а ты мне: "Когда бог даст; да в Москву съездить, да долги получить"! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился, что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.
В а с я. Ну, что ж ты так? вот вдруг...
П а р а ш а. За что ж это, господи, наказанье такое! Что ж это за парень, что за плакса на меня навязался! Говоришь-то ты, точно за душу тянешь. Глядишь-то, точно украл что. Аль ты меня не любишь, обманываешь? Видеть-то тебя мне тошно, только ты у меня духу отнимаешь. (Хочет идти.)
В а с я. Да постой, Параша, постой!
П а р а ш а (останавливается). Ну, ну! Надумался, слава богу! Пора!
В а с я. Что ж ты так в сердцах-то уходишь, нешто так прощаются? Что ты в самом деле! (Обнимает ее.)
П а р а ш а. Ну, ну, говори. Милый ты мой, милый!
В а с я. Когда ж мне к тебе еще побывать-то? потолковали бы, право потолковали.
П а р а ш а (отталкивает его). Я думала, ты за делом. Хуже ты девки; пропадай ты пропадом! Видно, мне самой об своей голове думать! Никогда-то я, никогда теперь на людей надеяться не стану. Зарок такой себе положу. Куда я сама себя определю, так тому и быть! Не на кого, по крайности, мне плакаться будет. (Уходит в дом.)

Гаврило подходит к Васе.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Вася и Гаврило.

Г а в р и л о. Ну что, поговорил?
В а с я (почесав затылок). Поговорил.
Г а в р и л о. И как должно быть это приятно, в такую погоду, вечерком, и с девушкой про любовь говорить! Что в это время чувствует человек? Я думаю, у него на душе-то точно музыка играет. Мне вчуже было весело, что ты с Прасковьей Павлиновной говорил; а каково тебе?
В а с я. Что ж, ничего! Она нынче сердита что-то.
Г а в р и л о. Будешь сердиться от такой-то жизни. Уж хоть ты-то ее не огорчай! Я бы, кажется, на твоем месте... Вот скажи она мне: пляши, Гаврило, я плясать, поди в омут – я в омут. Изволь, мол, моя родная, изволь. Скажи мне, Вася, какой это такой секрет, что одного парня девушки могут любить, а другого ни за что на свете?
В а с я. Надо, чтоб парень был видный, из себя красивый.
Г а в р и л о. Да, да, да! Так, так!
В а с я. Это первое дело, а второе дело – разговаривать нужно уметь!
Г а в р и л о. Об чем, милый друг, разговаривать?
В а с я. Об чем хочешь, только чтоб вольность в тебе была, развязка.
Г а в р и л о. А я, братец ты мой, как мне девушка понравится и сейчас она мне, как родная, и сейчас я ее жалеть начну. Ну, и конец, и разговору у меня вольного нет. Другая и у хороших родителей живет, а все мне ее жалко что-то; а уж если у дурных, так и говорить нечего; каждый миг у меня за нее сердце болит, как бы ее не обидел кто. И начну я по ночам думать, что вот ежели бы я женился, и как бы я стал жену свою беречь, любить, и все для нее на свете бы делал, не только что она пожелает, но и даже сверх того, всячески бы старался для нее удовольствие сделать. Тем бы я утешался, что уж очень у нас женщины в обиде и во всяком забвении живут, нет такого ничтожного, последнего мужичонка, который бы не считал бабу ниже себя. Так вот я хоть одну-то за всех стал бы ублажать всячески. И было б у меня на сердце весело, что хоть одна-то живет во всяком удовольствии и без обиды.
В а с я. Ну, и что ж из этого? Для чего уж ты об себе так мечтаешь? К чему это ведет? Это даже понять никак невозможно.
Г а в р и л о. Что тут не понять? Все тебе ясно. А вот что горько: что вот с этакой-то я душой, а достанется мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не стоит, а все-таки я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощелыгам.
В а с я. Что ж, ты эту всю прокламацию рассказываешь девкам аль нет?
Г а в р и л о. Начинал, милый друг, пробовал, только я от робости ничего этого как следует не выговорю, только мямлю. И такой на меня конфуз...
В а с я. Что ж они тебе на ответ?
Г а в р и л о. Известно что, смеются.
В а с я. Потому этот твой разговор самый низкий. А ты старайся сказать что-нибудь облагороженное. Меня Параша когда полюбила? Я тебе сейчас скажу. Была вечеринка, только я накануне был выпимши, и в это утро с тятенькой побранился и так, знаешь ты, весь день был не в себе. Прихожу на вечеринку и сижу молча, ровно как я сердит или расстроен чем. Потом вдруг беру гитару, и так как мне это горько, что я с родителем побранился, и с таким я чувством запел:

Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не дождешься:
Я не твой, нет, я не твой!
Посмотри за куст зеленый!
Дорожи теперь собой:
Пистолет мой заряженный!
Я не твой, нет, я не твой!

Потом бросил гитару и пошел домой. Она мне после говорила: "Так ты мне все сердце и прострелил насквозь!" Да и что ж мудреного, потому было во мне геройство. А ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно ничего. Погоди, я тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой разговаривать и в каком духе быть. А ты это что? Это одна канитель. Теперь как бы мне выбраться! Мимо Силана идти не рука, махну опять через забор. Прощай! (Идет к забору.)

На крыльце показываются Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.

Г а в р и л о. Куда ты! Вернись назад. Хозяева вышли; увидят – беда! Притаимся в кустах, пока уйдут.

Прячутся в кусты.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Курослепов, Градобоев, Матрена, девушка и те же.

К у р о с л е п о в. Давай, Серапион Мардарьич, выпьем мы теперича под древом! (Девке.) Ставь закуску под древо!
Г р а д о б о е в. Выпьем под древом!
М а т р е н а. Что вам на одном месте-то не сидится!
К у р о с л е п о в (жене). Брысь под лавку! (Градобоеву.) Как же ты это с туркой-то воевал?
Г р а д о б о е в. Так и воевал, очень просто. Что мы у них этих одних крепостей побрали!
М а т р е н а. Да, может, ты неправду?
К у р о с л е п о в. Брысь, говорят тебе!
М а т р е н а. Что ты уж очень некстати! Что, я тебе кошка, что ли, в самом деле?
К у р о с л е п о в. Ты, Серапион Мардарьич, не осердись, помилуй бог! Ты и не гляди на нее, обернись ты к ней задом, пущай она на ветер брешет. Как же вы эти самые крепости брали?
Г р а д о б о е в. Как брали? Чудак! Руками. У турки храбрость большая, а дух у него короткий, и присяги он не понимает, как надобно ее соблюдать. И на часах ежели он стоит, его сейчас за ногу цепью прикуют к пушке, или там к чему, а то уйдет. Вот когда у них вылазка из крепости, тогда его берегись: тут они опивум по стакану принимают.
К у р о с л е п о в. Каким же это опивом?
Г р а д о б о е в. Ну, как тебе это растолковать? Ну, все одно олифа. И сейчас у него кураж; тут уж ему не попадайся, зубами загрызет. Так наши и здесь сноровку нашли. Как они повалят из крепости кучей, загалдят по-своему, наши сейчас отступать, отступать, все их заманивают дальше, чтоб у них кураж-то вышел; как отведут их далеко, дух-то этот храбрый весь у них вылетит, тут уж казаки заезжают с боков, да так их косяками и отхватывают. Уж тут его руками бери, сейчас аман кричит.
К у р о с л е п о в. Не любит! Что ж это он аман кричит, зачем?
Г р а д о б о е в. По-нашему сказать, по-русски: пардон.
М а т р е н а. Ты вот говоришь: пардон, а я слышала, что у них такие есть, которые совсем беспардонные.
Г р а д о б о е в. Слышала ты звон, да не знаешь, где он.
К у р о с л е п о в. Сделай ты для меня такую милость, не давай ты ей повадки, не слушай ее слов, пусть одна говорит. А то вот только малость дай ей за что уцепиться, так и жизни не рад будешь. Ну, вот мы с тобой теперича, после сражения турецкого, и выпить можем.
Г р а д о б о е в. Это уж своим чередом! (Садятся и наливают.) Вот я какой городничий! О турках с вами разговариваю, водку пью, невежество ваше всякое вижу, и мне ничего. Ну, не отец ли я вам, скажи?
К у р о с л е п о в. Да уж что толковать!
М а т р е н а. Ты пирожка не хочешь ли? Кушай на здоровье, Скорпион Мардарьич!
Г р а д о б о е в. Боже ты мой милостивый! Да какой же я Скорпион! Это ты скорпион, а я Серапион.
М а т р е н а. Что ты ко мне пристал, не я тебя крестила! нешто я виновата, что тебе таких имен надавали! Как ни выворачивай язык-то, все тот же скорпион выдет.
Г р а д о б о е в. Вот что, милая дама, ты бы пошла по хозяйству присмотрела; все-таки свой-то глаз лучше.
М а т р е н а. Ну, уж ты эти свои дьявольские подходы оставь! Не глупей я тебя, только что разве в Туречине не бывала. Я вижу, что вам прогнать меня хочется, а я вот останусь.
К у р о с л е п о в. Брось ты ее! Вот охота! Не понимаю... Уж самое это последнее занятие с бабой разговаривать. Диви бы дела не было! Вот она закуска-то!

Пьют.

Г р а д о б о е в, Ну, как же твои деньги? Как же нам с этим делом быть?
К у р о с л е п о в. Что с возу упало, то пропало.
Г р а д о б о е в. Где они у тебя были?
К у р о с л е п о в. Ну, ты знаешь, моя каморка, така темненькая. Туда, кроме меня с женой, никто и не ходит.
Г р а д о б о е в. Подозрение на кого-нибудь имеешь?
К у р о с л е п о в. Что грешить-то, ни на кого не имею.
Г р а д о б о е в. Надо следствие.
М а т р е н а. Ну да как же не средствие!
Г р а д о б о е в. Беспременно надо.
М а т р е н а. Так вот я и позволю в моем доме тебе безобразничать.
Г р а д о б о е в. Да мы тебя-то, пожалуй, и не спросимся.
М а т р е н а. Знаю я это средствие-то, для чего оно бывает.
Г р а д о б о е в. Как тебе не знать, ты женщина умная. Мне нужно себя очистить, а то скажут, пожалуй: в городе грабеж, а городничий и не почешется.
М а т р е н а. Ну, как же! Совсем не для того, а для того, что ты человек алчный.
Г р а д о б о е в. Разговаривай еще!
К у р о с л е п о в. Обернись к ней задом!
М а т р е н а. Все тебе мало...
Г р а д о б о е в. И то мало. Ты знаешь наше жалованье-то, а у меня семья.
М а т р е н а. И выходит, ты человек алчный! Как зародился на свет скорпион, так скорпион и есть.
Г р а д о б о е в (старается испугать). Я с тобой побранюсь! Сказал я тебе, чтобы не смела ты меня скорпионом звать: я ведь капитан, регалии имею; я с тебя бесчестье сдеру, а то и в смирительный!
К у р о с л е п о в. Хорошенько ее!
М а т р е н а. В усмирительный? В уме ли ты?
Г р а д о б о е в. Да еще на дуэль вызову.
М а т р е н а. Так вот я испугалась, как же! Тебе только с бабами и драться! Велика беда, что я тебя скорпионом назвала. Вашего брата как ни назови, только хлебом накорми!
К у р о с л е п о в. Не связывайся ты с ней! Я уж с ней давно ни об чем не разговариваю, очень давно; потому нет моей никакой возможности. Разговору у меня с ней нет, окромя: подай, прими, поди вон, вот и все.
М а т р е н а (Градобоеву). Ты свое средствие, а я свое средствие знаю. Запру вороты на запор, да собак выпущу, вот тебе и средствие. Ты бы лучше разбойников-то ловил, а то средствие.
Г р а д о б о е в. Каких разбойников?
К у р о с л е п о в. Брось ты ее!
М а т р е н а. Из Брынских лесов человек полтораста приплыли.
Г р а д о б о е в. По сухому-то берегу... Где ж ты их видела?
К у р о с л е п о в. Оставь, молчи лучше, а то она такую понесет околесную, что только разве пожарной трубой уймешь.
Г р а д о б о е в. Ты бы ее останавливал.
К у р о с л е п о в. Пробовал, хуже! А вот одно дело: дать ей на произвол, мели что хочешь, а слушать и отвечать, мол, несогласны. Устанет, перестанет.

Пьют.

М а т р е н а. Разбойники народ крещеный грабят, а они тут проклажаются, водку пьют.
Г р а д о б о е в. Где грабят? Ну, сказывай! Кого ограбили?
М а т р е н а. А я почем знаю? Я что за сыщик? По лесам грабят.
Г р а д о б о е в. Так это не мое дело, а исправника.
К у р о с л е п о в. Чего тебе от нее хочется? Я тебе доподлинно объясняю, что нельзя с ней разговаривать. Вот попробуй, так я тебе чем хочешь отвечаю, что беспременно ты через полчаса либо с ума сойдешь, либо по стенам начнешь метаться; зарежешь кого-нибудь, чужого, совсем невиноватого. Потому это дело испробованное.
Г р а д о б о е в. Ну, уж видно, принесть тебе подарочек. Я в Бессарабии у казака купил, у киргиза.
К у р о с л е п о в. Сделай такую милость!
М а т р е н а. Это что еще за выдумки?
Г р а д о б о е в. В орде плетена, ручка в серебро оправлена с чернетью. Для друга не жаль. А уж какая пользительная!
М а т р е н а. Умны вы больно, как погляжу я на вас! Это ты плеть хочешь подарить либо нагайку! Дорога твоя плеть, только стегать не по чем; потому это дороже вас обоих, не токма что твоей плети. Приноси свою плеть! Что ж, мы возьмем! Может, и пригодится на какую-нибудь невежу, на гостя неучтивого!
Г р а д о б о е в. Который у вас забор-то на пустырь выходит?
К у р о с л е п о в (указывая). Вон этот.
Г р а д о б о е в. Обмерить надо, сколько сажен от дому.
К у р о с л е п о в. Для чего?
Г р а д о б о е в. Для порядку.
К у р о с л е п о в. Ну, что ж, можно.
Г р а д о б о е в. Давай шагами мерять, ты от дому, а я от забору, так и сойдемся вместе. (Отходит к забору.)
К у р о с л е п о в. Ну, давай! (Отходит к дому.)
М а т р е н а. Шагайте, благо темно, смеяться-то на вас некому.
Г р а д о б о е в (идет от забора). Раз, два, три...
К у р о с л е п о в (идет от дома). Первый, другой, третий... погоди, сбился, начинай сначала.

Каждый идет на прежнее место и постепенно сходятся.

Г р а д о б о е в (натыкаясь на Васю). Стой! Что за человек? (Хватает Васю за ворот.) Сидоренко! Жигунов!
К у р о с л е п о в (натыкаясь на Гаврилу, который подшибает его и убегает). Ай, убил! ай, убил! Караул! Держи его!

Вбегает Силан, за ним два будочника и несколько рабочих.

М а т р е н а. Ах! Разбойники! Караул! Режут!
С и л а н. Где тут они?
М а т р е н а. Вон, в кустах, хозяина режут! Ах! Караул!
Г р а д о б о е в (будочникам). Вяжи, крути его, разбойника! Ты воровать, ты воровать? У меня, в моем-то городе? Хо-хо-хо!

Будочники вяжут Васю.

С и л а н (ухватив Курослепова). Нет, уж ты мне что хочешь пой, а уж я тебя тепереча поймал! Попался ты мне! Что я из-за тебя муки, что этого сумления...
К у р о с л е п о в. Кого ты, кого ты? Хозяина-то! Возьми глаза-то в зубы.
С и л а н. Шалишь! Не обманешь! Что этого греха я за тебя принял.
Г р а д о б о е в (Силану). И его тащи сюда! Огня подайте!
С и л а н (одному дворнику). Беги в молодцовскую, принеси фонарь.

Работник уходит.


К у р о с л е п о в. Ты с разбойниками вместе, ты на хозяина, а еще дядя!
М а т р е н а. Много ль их там, разбойников-то?
С и л а н. Ни один не уйдет, все тут. Подержите, братцы. Где тут у меня веревка была? (Лезет в сапог.)
М а т р е н а. Все? Ах, полтораста! Караул! Всех они вас, всех перекрушат и до меня доберутся. (Падает на скамью.)
Г р а д о б о е в. Вяжите! Хо-хо-хо-хо! У меня-то в городе! Не нашли вы другого места!
К у р о с л е п о в. Погоди ж ты! Дай ты мне только руки-то высвободить, великая тебе будет...

Рабочий приносит и ставит фонарь на стол.

Г р а д о б о е в. Давай их сюда! Сейчас допрос. Ух, устал! Вот она наша служба-то! (Хочет садиться на скамью.) Тут что еще! Мягко что-то! Никак, мертвое тело? (Трогает руками.) Еще забота! Фу, ты! Нет тебе минуты покою.
М а т р е н а. Ах! до меня, до меня добираются!
Г р а д о б о е в. Ох уж мне эта баба! Опять ты тут? (Берет ее за руку.)
М а т р е н а. Пуще всего, не режьте вы меня и не троньте моего тела белого!
Г р а д о б о е в. Ну да, как же, очень нужно! Какая невидаль! Пошла домой! говорят тебе. (Топает ногами.) Что ты тут судопроизводству мешаешь? (Садится на лавку.) Я свою должность правлю, сейчас арестовать велю.

Матрена уходит.

С и л а н (тащит Курослепова, ему помогают другие дворники). Вот, ваше высоко... О, чтоб!.. И то, никак, хозяин.
К у р о с л е п о в. Что вы, оглашенные! (Вырывается и хватает за ворот Силана.) Серапион Мардарьич! Господин городничий! Суди ты его! Я тебе кланяюсь, суди его сейчас! (Силану.) Ведь теперь тебя всякими разными казнями казнить надо, потому как ты купца, который от всего общества превозвышен и за разные пожертвования и для благолепия... опять же его иждивением... а ты ему руки назад при народе: и что ты со мной сделал! Теперь все мои чины как есть в ничто...
Г р а д о б о е в. Не бойся! Все при тебе останутся, садись!
С и л а н. Кто же тебя... Вот поди ж ты! То ты бранишься, что плохо стерегу! Ну, вот я... что ж: что силы было – страсть как устал. Ишь ты какой здоровый! Вот ты опять... а нешто я виноват, что темно.
Г р а д о б о е в. Ну, это дело вы после разберете. Давай сюда вора настоящего (Будочники подводят Васю). Ты что за человек?
К у р о с л е п о в. Да это Васька!
Г р а д о б о е в. Зачем же это, друг мой милый, ты за воровство принялся?
К у р о с л е п о в. Да уж беспременно он, потому как отец теперь в расстройство...
Г р а д о б о е в (Курослепову). Ты будешь допрашивать? Может быть, я не за свое дело взялся? Так надевай мой мундир, а уж я буду прошение писать, чтобы меня в отставку.
К у р о с л е п о в. Ну, полно, не сердись!
Г р а д о б о е в (Васе). Так как же, друг любезный?
В а с я. Да, помилуйте, Серапион Мардарьич! Нешто вы нас с тятенькой не знаете!
Г р а д о б о е в. Постой! Ты отвечай мне на вопрос: зачем ты за воровство взялся? Занятие это, что ли, тебе понравилось? Или очень выгодно?
В а с я. Да помилуйте, я, собственно, побывать зашел, а известное дело – прячешься от Павлина Павлиныча, так как у них обнаковение все за волосы больше... А что я с малолетства к воровству никакой охоты... Кажется, даже малость какую, да ежели чужая, так мне и не надо.
Г р а д о б о е в. Один ты этим делом промышляешь или в компании?
В а с я. Что вам угодно, а за мной никаких делов нет-с.
К у р о с л е п о в. Ну вас! Что за суд! Разве он признается? Да хоть и признается, так уж денежки прощай! Где ж это бывает, а у нас и подавно, чтобы пропащие деньги нашлись! Стало быть, их и искать нечего, и судить не об чем.
Г р а д о б о е в. Нет, ты таких слов не говори! Ответишь!
К у р о с л е п о в. Было бы за что отвечать-то! Найди, тогда отвечу.
Г р а д о б о е в. Не дразни ты меня! Не обижай! Примусь искать, так найду. Теперь ты меня за живое задел.
К у р о с л е п о в. Ну, ищи! Найдешь, ты будешь прав, а я виноват. А мы вот сдадим его в некруты за общество, они же теперь с отцом расстроились, значит, он так шатается, не при деле, вот и весь конец. На той же неделе сдадим, а покуда пусть посидит в арестантской за подозрение!
Г р а д о б о е в. Ладно, пусть посидит покуда. (Будочникам.) Сведите его в арестантскую.
В а с я. Да за что же, помилуйте!
Г р а д о б о е в. Марш! Без разговору.

Будочники уводят Васю.

К у р о с л е п о в. Ты еще моли бога... (Рабочим.) Ступайте по местам, что рты-то разинули!

Силан и рабочие уходят.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Курослепов и Градобоев.

Г р а д о б о е в. С ним еще кто-то был?
К у р о с л е п о в. Надо быть, из своих. Я так думаю: Гаврилка! Ну, уж с этим я сам разочтусь.
Г р а д о б о е в. Значит, кончено дело?
К у р о с л е п о в. Кончено.
Г р а д о б о е в. Ну!
К у р о с л е п о в. Что ну?
Г р а д о б о е в. Если дело кончено, так что?
К у р о с л е п о в. Что?
Г р а д о б о е в. Мерси.
К у р о с л е п о в. Какая такая мерси?
Г р а д о б о е в. Ты не знаешь? Это покорно благодарю. Понял теперь? Что ж, я задаром для тебя пропажу-то искал?
К у р о с л е п о в. Да ведь не нашел.
Г р а д о б о е в. Еще бы найти! Тогда бы я не так с тобой заговорил. Мальчик я, что ли, для вас по ночам-то разбойников ловить, живота не жалея! Я человек раненый!
К у р о с л е п о в. Да ведь ты так, между делом, за водкой.
Г р а д о б о е в. Водка сама по себе; дружба дружбой, а порядку не теряй! Ты без барыша ничего не продашь, ну так и я завел, чтобы мне от каждого дела щетинка была. Ты мне щетинку подай! Побалуй тебя одного, так и другие волю возьмут. Ты кушаешь, ну и я кушать хочу.
К у р о с л е п о в. Да, ну что ж, я, пожалуй, завтра...
Г р а д о б о е в. Милости просим на чашку чаю, пораньше.
К у р о с л е п о в. Хорошо, зайду.
Г р а д о б о е в (подает ему руку). До приятного! Ты завтра пришли ко мне Силана, мне его расспросить надо! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Курослепов, потом Гаврило и Силан.

К у р о с л е п о в (громко). Гаврилка!
Г а в р и л о (у окна громко поет). "Ни папаши, ни мамаши..."
К у р о с л е п о в. Врешь, не обманешь! Гаврилка!

Гаврило входит.

Г а в р и л о. Ежели вы опять за волосы, так пожалуйте лучше расчет!
К у р о с л е п о в. Вот я тебя разочту сейчас. Силантий! Дядюшка! Эй!

Входит Силан.

Выкинь его сундучишко на улицу и самого в шею.
Г а в р и л о. Куда ж я ночью?
К у р о с л е п о в. А мне что за дело! Мой дом не общественного призрения для всякого, который того не стоит. Коли жить не умеешь, ступай вон, и конец.
Г а в р и л о. Да у меня полтораста рублей денег зажито.
К у р о с л е п о в. Важное дело полтораста рублей; а у меня две тысячи пропало. Полтораста! А в острог хочешь?
Г а в р и л о. Да за что же? Я человек бедный!
К у р о с л е п о в. Бедные-то и воруют.
Г а в р и л о. Мне деньги пожалуйте! Не с голоду же мне помирать.
К у р о с л е п о в. Ну, ищи поди с меня. Эки проклятые! Тьфу! Вот хотелось ужинать, вот теперь и не хочется. А он с голоду помирать... да полтораста рублей! Да я с тебя тысячу бы не взял за это расстройство. Поди за мной, Силантий, я тебе его пачпорт отдам. (Гавриле.) А то у меня и в остроге насидишься. (Уходит с Силаном.)
Г а в р и л о. Вот тебе, бабушка, Юрьев день! Куда ты теперь, Гаврилка, денешься! Куда ни сунься, скажут, за воровство прогнали. Срам головушке! Убыток-то убытком, а мораль-то какая. На какой я теперь линии? Прямая моя теперь линия из ворот да в воду. Сам на дно, пузырики вверх. Ай-яй-яй-яй!

Выходит Силан.

С и л а н. Вот тебе пашпорт! Вольный ты теперь казак. Я так полагаю, что к лучшему. Собрать, что ли, твое приданое-то?
Г а в р и л о. Сбери, брат, сделай милость, добра-то немного, все в узел; у меня руки не действуют. Гитару-то не забудь. Я тут на столбушке посижу.

Силан уходит. Гаврило садится на столбик, выходит Параша.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Параша и Гаврило, потом Силан.

П а р а ш а. Что у вас тут за беда случилась? батюшка из себя выходит.
Г а в р и л о. И-и-и не расчерпаешь. Я решен совсем.
П а р а ш а. Как совсем?
Г а в р и л о. Всего решен. Ни копейки, вся служба ни во что, и на все четыре стороны.
П а р а ш а. Ах ты бедный!
Г а в р и л о. Я-то еще ничего, а Васю в солдаты.
П а р а ш а (с ужасом). В солдаты?
Г а в р и л о. Теперь в арестантской сидит, а на днях сдадут.
П а р а ш а. Полно! Что ты! за меня в солдаты?
Г а в р и л о. Не за вас, а его застали тут на дворе и занапрасно вором поставили, что будто он деньги украл.
П а р а ш а. Да ведь это все равно, все равно; ведь он для меня сюда пришел. Ведь он меня любит! Боже мой! Грех-то какой! Он пришел повидаться со мной, а его в солдаты от отца, от меня. Отец-старик один останется, а его погонят, погонят! (Вскрикивает.) Ах я несчастная! (Хватается за голову.) Гаврило, посиди тут, подожди меня минуту! (Убегает.)
Г а в р и л о. Куда она? Что с ней? Бедная она, бедная! Вот и с отцом, с матерью живет, а сирота сиротой! Все сама об своей головушке думает. Никто в ее сиротское, девичье горе не войдет. Уж ее ль не любить-то! Ох, как мне грудь-то больно, слезы-то мне горло давят. (Плачет.)

Выходит Силан с узлом и гитарой.

С и л а н. Вот тебе шапка! (Надевает на него.) Вот тебе узел, вот тебе гитара. И значит, братец ты мой, прощай! Не поминай лихом, а добром не помянешь!

Выходит Параша в бурнусе и с платком на голове.

П а р а ш а. Пойдем, пойдем!
Г а в р и л о. Куда вы, куда вы? помилуйте!
П а р а ш а. К нему, Гаврилушка, к нему, мой милый!
Г а в р и л о. Да ведь он в арестантской, помилуйте, что вы!
П а р а ш а. У меня деньги, вот видишь! Я подарю солдатам, меня пропустят.
Г а в р и л о. Так ведь это утром, а где же вы ночь-то? (Кланяется в ноги.) Останьтесь, матушка, родная, останьтесь!
П а р а ш а. Я у крестной ночую. Пойдем! Пойдем! Что за разговоры!
С и л а н (Параше). Ты за ворота проводить, что ль? Ну, проводи! Дело доброе. Он сирота.
П а р а ш а (оборотившись к дому, несколько времени молча смотрит на него). Прощай, дом родительский! Что тут слез моих пролито! Господи, что слез! А теперь хоть бы слезинка выкатилась; а ведь я родилась тут, выросла... Давно ли я ребенком была: думала, что милей тебя и на свете нет, а теперь хоть бы век тебя не видать. Пропадай ты пропадом, тюрьма моя девичья! (Убегает. Гаврило за ней.)
С и л а н. Постой! Куда ты? (Махнув рукой.) Не мое дело! (Запирает калитку.) Эка жизнь! наказание! (Стучит в доску и кричит.) Посматривай!



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ


ЛИЦА:

Г р а д о б о е в.
К у р о с л е п о в.
Г а в р и л о.
П а р а ш а.
В а с я.
А р и с т а р х, мещанин.
Т а р а х  Т а р а с ы ч  Х л ы н о в, богатый подрядчик.
Б а р и н, с большими усами.
С и л а н.
С и д о р е н к о.
Ж и г у н о в.
М е щ а н е: 1-й, 2-й, 3-й.
Г р е б ц ы.
П е с е н н и к и.
И н в а л и д н ы е  с о л д а т ы.
А р е с т а н т ы.
Р а з н ы е  л ю д и.

Площадь на выезде из города. Налево от зрителя: городнический дом с крыльцом;
направо арестантская, окна с железными решетками, у ворот инвалидный солдат;
прямо река и небольшая пристань для лодок; за рекой сельский вид.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Аристарх сидит на пристани, ловит рыбу на удочку. Силан подходит и молча смотрит.
У городнического крыльца стоит куча людей.

А р и с т а р х (не замечая Силана). Ишь хитрит, ишь лукавит! Погоди ж ты, я тебя перехитрю. (Вынимает удочку и поправляет.) Ты хитра, а я хитрей тебя; рыба хитра, а человек премудр, божьим произволением... (Закидывает удочку.) Человеку такая хитрость дана, что он надо всеми, иже на земле и под землею и в водах... Поди сюда! (Тащит удочку.) Что? Попалась? (Снимает рыбу с крючка и сажает в садок.)
С и л а н. Вот ты как ловишь-то!
А р и с т а р х (оборачиваясь). Здорово, дядюшка Силантий!
С и л а н. С приговором-то оно... действительно... Много ты этого всякого приговору знаешь, а я не знаю, вот она мне и не попадает.
А р и с т а р х. Какого приговору?
С и л а н. Молитва, мол, что ль, аль слова какие; вот я слушал, да не понял, а рыба-то и идет на них.
А р и с т а р х. Полно, дядюшка Силантий, какие приговоры! Так, сам с собой разговариваю.
С и л а н. Ну, да уж что! Коли слово знать, на что лучше... Ты вон и часы... Скажешь, так, спроста.
А р и с т а р х. Ты тоже рыбки половить?
С и л а н. До рыбки ль! Я к городничему.
А р и с т а р х. Зачем?
С и л а н. У нас теперь дома литовское разорение, все одно, что Мамай прошел... Деньги пропали раз; крестница твоя ушла...
А р и с т а р х. Что мудреного! Уйдешь. Куда ж она?
С и л а н. Она у крестной, я заходил. Не велела, чтоб отцу... Ну, мне какая нужда.
А р и с т а р х. Как же это деньги? Кому ж бы?
С и л а н. Ты ж говори! У вора один грех, а у нас с хозяином десять: что мы народу переклепали! Гаврилу прогнал, Вася Шустрый теперь в арестантской соблюдается покудова.
А р и с т а р х. В арестантской? Что ты! Вот грехи-то!
С и л а н. Как есть грехи... Натворили... паче песка морского.
А р и с т а р х. Как же быть-то? Надо Васю выручать! Кто ж его в арестантскую? Хозяин, что ль?
С и л а н. Хозяин! Силён, ну и чудит. Городничий проснулся?
А р и с т а р х. Поди узнай!
С и л а н. Что ходить-то! Он сам на крыльцо выйдет. Он целый день на крыльце сидит, все на дорогу смотрит. И какой зоркий на беспашпортных! Хоть сто человек артель вали, как сейчас воззрится да поманит кого к себе: а поди-ка сюда, друг любезный! Так тут и есть. (Почесывает затылок.) А то пойти! (Подходит к городническому дому.)
А р и с т а р х. Что только за дела у нас в городе! Ну уж обыватели! Самоеды! Да и те, чай, обходительнее. Ишь ты, чудное дело какое! Ну-ка! Господи благослови! (Закидывает удочку.)

Выходят Градобоев в халате и в форменной фуражке с костылем и трубкою и Сидоренко.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Градобоев, Сидоренко и те же.

Г р а д о б о е в (садясь на ступени крыльца). До бога высоко, а до царя далёко. Так я говорю?
Г о л о с а. Так, Серапион Мардарьич! Так, ваше высокоблагородие!
Г р а д о б о е в. А я у вас близко, значит, я вам и судья.
Г о л о с а. Так, ваше высокоблагородие! Верно, Серапион Мардарьич.
Г р а д о б о е в. Как же мне вас судить теперь? Ежели судить вас по законам...
1-й  г о л о с. Нет, уж за что же, Серапион Мардарьич!
Г р а д о б о е в. Ты говори, когда тебя спросят, а станешь перебивать, так я тебя костылем. Ежели судить вас по законам, так законов у нас много... Сидоренко, покажи им, сколько у нас законов.

Сидоренко уходит и скоро возвращается с целой охапкой книг.

Вот сколько законов! Это у меня только, а сколько их еще в других местах! Сидоренко, убери опять на место!

Сидоренко уходит.

И законы всё строгие; в одной книге строги, а в другой еще строже, а в последней уж самые строгие.
Г о л о с а. Верно, ваше высокоблагородие, так точно.
Г р а д о б о е в. Так вот, друзья любезные, как хотите: судить ли мне вас по законам, или по душе, как мне бог на сердце положит?

Сидоренко возвращается.

Г о л о с а. Суди по душе, будь отец, Серапион Мардарьич.
Г р а д о б о е в. Ну, ладно. Только уж не жаловаться, а коли вы жаловаться... Ну, тогда уж...
Г о л о с а. Не будем, ваше высокоблагородие.
Г р а д о б о е в (Жигунову). Пленные есть?
Ж и г у н о в. Ночью понабрали, ваше высокоблагородие за безобразие двое портных, сапожник, семь человек фабричных, приказный да купецкий сын.
Г р а д о б о е в. Купеческого сына запереть в чулан да сказать отцу, чтоб выручить приходил и выкуп приносил; приказного отпустить, а остальных... Есть у нас работа на огороде?
Ж и г у н о в. Есть. Человека два нужно.
Г р а д о б о е в. Так отбери двоих поздоровее, отправь на огород, а тех в арестантскую, им резолюция после.

Жигунов с арестантами уходит.

Какие еще дела? Подходите по одному!
1-й  м е щ а н и н. Деньги вашему высокоблагородию, по векселю.
Г р а д о б о е в. Вот и ладно, одно дело с плеч долой. Сидоренко, положи в стол! (Отдает деньги Сидоренко.)
С и д о р е н к о. Много у нас, ваше высокоблагородие, этих самых денег накопилось, не разослать ли их по почте?
Г р а д о б о е в. Посылать еще! Это что за мода! Наше дело взыскать, вот мы и взыскали. Кому нужно, тот сам приедет, – мы ему и отдадим; а то рассылать еще, Россия-то велика! А коли не едет, значит, ему не очень нужно.

Подходит 2-й мещанин.

Тебе что?
2-й  м е щ а н и н. Векселёк вам! Не платит.
Г р а д о б о е в (приняв вексель). Сидоренко, сунь его за зеркало.

Сидоренко уходит.

2-й  м е щ а н и н. Да как же за зеркало?
Г р а д о б о е в. А то куда ж его? В рамку, что ль, вставить? У меня там не один твой, векселей тридцать торчит.
Ж и г у н о в. А если он...
Г р а д о б о е в. А если он... а если ты станешь еще разговаривать, так видишь. (Показывает костыль.) Пошел прочь! (Увидав 3-го мещанина.) А, друг любезный, ты здесь! Долги платить денег нет, а на пьянство есть: вексель на тебя другой год за зеркалом торчит, заплесневел давно, а ты пьянствуешь. Ступай в сени, дожидайся! Вот я тебе вексель-то на спину положу, да костылем и стану взыскание производить.
3-й  м е щ а н и н. Явите божескую милость, ваше высокоблагородие! Достатки наши вам известные... помилосердуйте!
Г р а д о б о е в. Вот я те помилосердую, ступай! (Заметив Силана.) Эй ты, дядя! Иди за мной в комнаты! С тобой у нас большой разговор будет. (Прочим.) Ну, с богом. Некогда мне теперь судить вас. Кому что нужно, приходите завтра. (Уходит с Силаном.)

Все расходятся. Входит Гаврило с холстинным мешком за плечами.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Аристарх и Гаврило.

А р и с т а р х. А! Гонимый, здравствуй!
Г а в р и л о. Слышал, стало быть?
А р и с т а р х. Слышал.
Г а в р и л о. Где правда?
А р и с т а р х. Разве не знаешь? Подыми голову кверху.

Гаврило подымает.

Вон там!
Г а в р и л о. Знаю. А где нам суда искать?
А р и с т а р х. А суда вон там! (Показывает на дом городничего.)
Г а в р и л о. А ежели мне правого нужно?
А р и с т а р х. А правого нужно, так подожди, будет и правый.
Г а в р и л о. Да скоро ли?
А р и с т а р х. Ну, не так чтоб; зато уж хороший. Всех рассудит: и судей и судимых, и тех, которые неправый суд давали, и тех, которые никакого не давали.
Г а в р и л о. Знаю я, про что ты говоришь-то.
А р и с т а р х. А знаешь, зачем спрашиваешь. Ты что это мешок-то надел, аль в дорогу собрался?
Г а в р и л о. На богомолье.
А р и с т а р х. Час добрый! Куда?
Г а в р и л о. В пустынь.
А р и с т а р х. Один?
Г а в р и л о. Нет, нас много, и крестница твоя.
А р и с т а р х. Беглянка-то? Дома-то, чай, ищут.
Г а в р и л о. Нет, крестная посылала сказать, что, мол, ушли на богомолье, чтоб не искали. Да кому плакать-то о ней? Мачеха поди рада, а отцу все равно, потому он стал совсем без понятия. Мне зажитых не отдает, полтораста рублев.

С крыльца сходят городничий и Силан.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Градобоев, Силан, Гаврило, Аристарх.

Г р а д о б о е в. С ума я сойду с этим делом проклятым; всю ночь нынче не спал. Точно гвоздь мне в голову засел. А уж доберусь. (Силану.) Говори хоть ты толком, чучело!
С и л а н. Ничего я не скажу, вот что: греха много. Это дело мудреное! И! Мудреное! Куда мудреное!
Г р а д о б о е в. Ну, а хозяин-то, прежде Василья, думал на кого-нибудь?
С и л а н. Заплыли у него очи-то, я говорю; заплыли, потускнели совсем. Въявь-то он ничего не может... что надлежащее, а городит так, зря, от дикости от своей.
Г р а д о б о е в. Я за тебя примусь, я тебя в острог.
С и л а н. Ну, вот еще! Думал-думал, да выдумал. С большого-то ума!
Г р а д о б о е в. Кому ты грубишь! Ты погляди, кому ты грубишь!
С и л а н. Да коли нескладно и совсем некстати.
Г р а д о б о е в. Ты, видно, в арестантской давно не сидел.
С и л а н. Для того и не сидел, что не мое это место, вот что.
Г р а д о б о е в. Молчи!
С и л а н. Молчу.
Г р а д о б о е в. Я тебя, дружок, говорить заставлю! (Наступая на него.) Кто украл?
С и л а н. Коли ты пужать... Знать не знаю... вот и залажу, и залажу... Хоть огнем жги... Так уж это, я тебе скажу, ты от камня скорей ответа дождешься, чем от меня.
Г р а д о б о е в. Варвары! Да ведь не Васька?
С и л а н. Я почем знаю. Васька человек маленький, его как хошь тормоши; а что, конечно, и у него тоже душа, она чувствует.
Г р а д о б о е в. И не Гаврилка?
С и л а н. Опять же мое дело сторона. Гаврилка весь тут, его хоть вывороти. У него за душой есть ли железный грош? Навряд ли! А совести у него супротив других... очень даже достаточно.
Г р а д о б о е в. Ну, так на твое и выходит?
С и л а н. На что на мое? Я ничего не знаю, вот тебе и сказ!
Г р а д о б о е в. Ну, в острог, нечего с тобой больше толковать.
С и л а н. Хоть и в острог, все то же будет. Так вот же тебе... (Решительно.) Знать не знаю... что меня,
старика, пужать выдумал!
Г р а д о б о е в (подбегает к нему с кулаками). Да я не пугаю. Ведь я с тобой лаской, понимаешь ли ты, лаской.
С и л а н. Да хоть и лаской...
Г р а д о б о е в. Ведь если ты мне поможешь, я тебе такой магарыч... ну, десять, пятнадцать рублей.
С и л а н. Уж это, кажется, скорей от каменного попа железной про...
Г р а д о б о е в. Не договаривай, мошенник! Имей почтение к градоначальнику.
С и л а н. Что ж почтение? Я, как должно, без шапки... перед тобой.
Г р а д о б о е в. Слушай! (Шепчет на ухо.)
С и л а н. Да!
Г р а д о б о е в. Часто?
С и л а н. Почитай каждую ночь.
Г р а д о б о е в. Ну, слушай. (Шепчет.) Сейчас ты и подай знак. Закричи.
С и л а н. Ладно!
Г р а д о б о е в. Только ты никому ни гу-гу, а то знаешь у меня!
С и л а н. Ну, да уж...
Г р а д о б о е в. Ступай!
С и л а н. Прощенья просим. (Уходит.)

Подходит Гаврило.

Г р а д о б о е в (увидя Гаврилу). Ты что тут, друг любезный, шатаешься?
Г а в р и л о. Я, ваше высокоблагородие, без места теперича-с.
Г р а д о б о е в. Нехорошо! Кто без места, тот прохвост.
Г а в р и л о. Я, Серапион Мардарьич, ничему этому не причинен. Не то что без места, я теперича, как есть, без копейки.
Г р а д о б о е в. Еще хуже! И мне теперь с тобой лишняя печаль. Как об сыне родном, милый, об тебе заботиться надо.
Г а в р и л о. Не оставьте.
Г р а д о б о е в. Не оставлю. Буду в оба глядеть, как бы ты не украл чего. У кого копейки в кармане нет, у того, на чужое глядя, руки чешутся, а такие люди близки сердцу моему.
Г а в р и л о. На что мне чужое! Мне и моего-то не отдают.
Г р а д о б о е в. Не отдают?
Г а в р и л о. И хозяин прогнал без расчету.
Г р а д о б о е в. И прогнал? Ах разбойник! Ну, что ж мне теперь прикажете с ним делать?
Г а в р и л о. Явите божескую милость.
Г р а д о б о е в. Явлю. Подожди, вот придет твой хозяин, проси у него расчета при мне, я с ним разделаюсь.
Г а в р и л о. Будет ли мне польза, ваше высокоблагородие?
Г р а д о б о е в. Не знаю, друг. Я так думаю, хозяин обругает тебя, а будешь приставать, так прибьет, а я прибавлю.
Г а в р и л о. Где же мне с него денег искать, ваше высокоблагородие?
Г р а д о б о е в. Мне-то что за дело, ищи где хочешь!
Г а в р и л о. Стало быть, мне теперь голодной смертью помирать?
Г р а д о б о е в. Стало быть, помирать. А кто его знает, может быть, и отдаст.
Г а в р и л о. Нет, не отдаст. Разве вы прикажете.
Г р а д о б о е в. Прикажете! А ты сперва подумай, велика ли ты птица, чтобы мне из-за тебя с хозяином твоим ссориться. Ведь его за ворот не возьмешь, костылем внушения не сделаешь, как я вам делаю. Поди-ка заступись я за приказчика, что хозяева-то заговорят! Ни мучки мне не пришлют, ни лошадкам овсеца: вы, что ль, меня кормить-то будете? Ну, что, не прошла ль у тебя охота судиться-то? А то подожди, подожди, друг любезный!
Г а в р и л о. Нет, уж я лучше...
Г р а д о б о е в. То-то, ты лучше... беги, да проворней, а то задержать велю.
Г а в р и л о (отступая и кланяясь). Так уж я...
Г р а д о б о е в. Ступай с богом!

Гаврило проворно уходит.

Держи его! Ха-ха-ха!

Гаврило убегает и прячется за угол.

Эх, дела, дела! Не сходить ли на рынок для порядку! (Кричит.) Сидоренко!

Сидоренко показывается в дверях.

С и д о р е н к о. Чего изволите, ваше высокоблагородие?
Г р а д о б о е в. Бери кулек, догоняй, я на рынок пошел. (Уходит.)

Сидоренко с кульком бежит за ним. Входят Гаврило и Параша – одета как богомолка.
Аристарх подходит к ней.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Параша, Аристарх и Гаврило.

А р и с т а р х. Что ты, красавица моя, по городу-то бродишь?
П а р а ш а. Крестный, как бы мне с Васей повидаться?
А р и с т а р х. Да что тебе в нем? Бог с ним!
П а р а ш а. Нет, крестный, нельзя. За меня ведь он, безвинно. Все мое горе я тебе сейчас скажу, нечего мне тебя стыдиться. Он со мной повидаться пришел, а его за вора сочли.
А р и с т а р х. Э! Да, нехорошо! Ты дочь богатого отца; пожалуй, увидит кто.
П а р а ш а. Ничего! Не узнают; видишь, как я оделась; я платком закроюсь. А хоть и узнают, что ж за беда! Какая я дочь богатого отца, я теперь солдатка, крестный.
А р и с т а р х. Как солдатка? Что ты?
П а р а ш а. Так! (Развязывает узелок в платке.) Я за него беспременно на днях замуж выду, а ежели мне помешают, так я наперед говорю, я сраму наделаю, я к нему в казармы уйду. (Дает ему деньги.) На вот деньги-то, солдатам дай.
А р и с т а р х. В уме ли ты! Батюшки мои!
П а р а ш а. Да что ж! Чего ты испугался? Нешто я не властна над собой! Ты не пугайся! Что ж! Меня совесть заставляет. Так, стало быть, нужно. Люди его обидели, все, все отняли... с отцом разлучили. Что ж! Он меня любит, может, у него только одно это на свете и осталось: так неужто я отниму у него эту последнюю радость. Что я такое? Чем мне гордиться-то перед ним? Разве он меня хуже? Все равно, ведь уж мне в девках не оставаться. Выдадут, крестный. Разве мне легче будет тешить какого-нибудь купца-то пьяного, против своей воли? Не то что по охоте, а, кажись бы, его ножом лучше зарезала! А тут без греха, по любви.
А р и с т а р х. Ну, видно, тебя не переспоришь. Что с тобой делать! Да на что мне деньги-то? У меня свои есть; а тебе, может, и понадобятся. (Отдает деньги и уходит в арестантскую.)
Г а в р и л о (надев мешок). Мы скоро пойдем-то?
П а р а ш а. А вот только с Васей повидаюсь.
Г а в р и л о. Ну, что ж, повидайтесь, а мы с Аристархом стеречь будем, чтоб не увидал кто.

Выходит Аристарх.

А р и с т а р х. Сейчас арестанты пойдут за водой, так и его выпустят с ними.

Выходят два арестанта с ушатом и проходят на реку; за ними Вася и солдат.
Аристарх и Гаврило отходят к пристани.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Вася.

П а р а ш а (кланяется). Здравствуй, Вася!
В а с я (совершенно убитый). Какими же ты это судьбами? Господи! Еще мне уж теперь тяжеле! (Утирает слезы.)
П а р а ш а. Ничего, Вася, ничего! Ты не плачь! (Обнимает его.) Я из дому ушла совсем, я уж с тобой теперь всю жизнь; как ты будешь жить, так и я.
В а с я. Каким манером?
П а р а ш а. Я за тебя замуж, нас обвенчают... ничего, не плачь... ну, скажу на себя, что он, мол, мне муж, не могу с ним разлучиться... не разорвете, мол, нас, а лучше повенчайте.
В а с я. Спасибо тебе! (Целует ее.)
П а р а ш а. Ну, будет про это. Теперь давай потолкуем о житье-то, Вася, голубчик, Вася!
В а с я. Давай потолкуем.
П а р а ш а (прижимаясь к нему). Больно тебя бить-то будут.
В а с я. Я буду стараться.
П а р а ш а. Старайся, Вася, старайся! А ты вот что: как тебя обучат всему и станут переводить из некрутов в полк, в настоящие солдаты, ты и просись у самого главного, какой только есть самый главный начальник, чтоб тебя на Кавказ и прямо чтоб сейчас на стражение!
В а с я. Зачем?
П а р а ш а. И старайся ты убить больше, как можно больше неприятеля. Ничего ты своей головы не жалей!
В а с я. А как ежели самого...
П а р а ш а. Ну, что ж: один раз умирать-то. По крайности мне будет плакать об чем. Настоящее у меня горе-то будет, самое святое. А ты подумай, ежели ты не будешь проситься на стражение и переведут тебя в гарнизон; начнешь ты баловаться... воровать по огородам... что тогда за жизнь моя будет? Самая последняя. Горем назвать нельзя, а и счастья-то не бывало, – так, подлость одна. Изомрет тогда мое сердце, на тебя глядя.
В а с я. Меня, я так полагаю, в гвардию, в Петербург.
П а р а ш а. Что ж, хорошо; а на стражение все-таки лучше. Ты возьми: коли бог тебе поможет, произведут тебя за твою храбрость офицером, отпросишься ты в отпуск... Приедем мы с тобой в этот самый город, пойдем с тобой под ручку. Пусть тогда злодеи-то наши поглядят на нас. (Обнимает его.) А, Вася? Может, мы с тобой, за все наше горе, и дождемся такой радости.
В а с я. Что ж, мудреного нет, ежели дух иметь...
П а р а ш а. Ну, теперь, Вася, я иду в пустынь, помолюсь богу за тебя. Буду я, Васенька, молиться весь день, весь-то денечек, чтобы все, что мы с тобой задумали, бог нам дал. Неужели моя грешная молитва не дойдет! Куда ж мне тогда? Люди обижают и... (Плачет.) Вот что, Вася, я завтра опять к тебе побываю. Я теперь живу у крестной, а домой не пойду ни за что! Как я перешагнула порог, как
я перешагнула, веришь ли ты, кажется мне, лучше я в огонь, чем назад. И представляется мне, что и холодно-то мне там, и ровно свету-то там нет, и обида-то там в каждом углу живет; и ровно я там обруганная какая на веки веков, и грудь-то у меня вся сжатая. Вот как в яму мне, как в яму. (Задумывается.) А ты ничего, Вася, ты куражься, чтобы перед другими-то...
С о л д а т. Эй, ты! Не велено арестантам.
В а с я. Погоди, кавалер, малость. (Параше.) Кажется, ты мне теперь как ангел какой небесный...
П а р а ш а. Ну, милый, прощай покуда!
В а с я (целует ее). Прощай! (Целует ее.)

Параша отходит и издали кланяется. Вася подходит к воротам с солдатом.

П а р а ш а (солдату). Ах, постой, кавалер, постой!

Солдат и Вася останавливаются.

Вася, вот тебе деньжонок, хоть калачика купишь, голубчик. Прощай!
В а с я. Да уж полно!
С о л д а т. Да пойдем! Что тут! Не велено!
П а р а ш а. Ну, бог с тобой!

Вася с солдатом уходят; Параша несколько времени смотрит ему вслед.

Погоди, погоди, кавалер!

Подходят Аристарх и Гаврило.

Г а в р и л о. Пойдем поскорее! Вон богомольцы-то из городу вышли.
П а р а ш а. Подите вы прочь от меня! (Подходит к арестантской, заглядывает в окна, потом садится на скамью у ворот и запевает.)

Провожу-то ли я дружка далекохонько,
Я до города-то его, до Владимира,
Я до матушки-то его, каменной Москвы.
Середи-то Москвы мы становилися.
Господа-то купцы на нас дивовалися.
Уж и кто это да с кем прощается?
Или муж с женой, или это брат с сестрой.
Добрый молодец с красной девицей?

(Отирает слезы и подходит к Гавриле.) Ну, пойдем! Ты на меня не сердись.
Г а в р и л о (подавая палку). Что вы, помилуйте! Вот я вам палочку прибрал...
П а р а ш а (берет палку). Новую мне жизнь, Гаврюша, начинать приходится. Трудно мне. Как ни говори, все-таки силы-то не мужские, Гаврюша.
Г а в р и л о (сквозь слезы). Кожица-то на палочке вырезана таково красиво!
А р и с т а р х. Ступай, Параша, ступай! Городничий идет с отцом.
П а р а ш а. Прощай, крестный!

Параша и Гаврило уходят.

А р и с т а р х. Вот и не родная дочь, а как жаль, смерть!

Входят городничий, Курослепов и Сидоренко с кульками.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Аристарх, Градобоев, Курослепов и Сидоренко.

Г р а д о б о е в (будочнику). Вели закуску готовить!

Сидоренко уходит.

К у р о с л е п о в. Ты мне ее сыщи! Это твое прямое дело! На то ты и городничим у нас поставлен.
Г р а д о б о е в. Уж ты меня не учи; я свое дело знаю, зачем я поставлен. Не ты меня поставил, значит не смеешь ты мне и указывать.
К у р о с л е п о в. Ежели ты будешь беглых безо всякого внимания...
Г р а д о б о е в. Разве она беглая? Она на богомолье ушла с матерью крестной.
К у р о с л е п о в. На богомолье?
Г р а д о б о е в. Вот, значит, я больше тебя знаю. Оттого я и городничий, оттого я и жалованный, а ты мужик, так мужиком и останешься на веки веков.
К у р о с л е п о в. Да как же она может без спросу?
Г р а д о б о е в. У кого ей спрашиваться? Мачеха не пустит, ты спишь целый день, а у нее есть усердие.
К у р о с л е п о в. Ну вот, как она придет, ты ее ко мне с солдатом...
Г р а д о б о е в. С солдатом?
К у р о с л е п о в. На веревке.
Г р а д о б о е в. И на веревке?
К у р о с л е п о в. Мы ее наверх в светелку, там и запрем безвыходно.
Г р а д о б о е в. Что вы за нация такая? Отчего вы так всякий срам любите? Другие так боятся сраму, а для вас это первое удовольствие! Честь-то, понимаешь ты, что значит, или нет?
К у р о с л е п о в. Какая такая честь? Нажил капитал, вот тебе и честь. Что больше капиталу, то больше и чести.
Г р а д о б о е в. Ну, мужики и выходите! Невежеством-то вы точно корой обросли. И кору эту пушкой не пробьешь.
К у р о с л е п о в. Ну и пущай!
Г р а д о б о е в. Дочь, девушка, невеста, а он ее с солдатом на веревке.
К у р о с л е п о в. Потому... за непочтение, чтобы чувствовала...
А р и с т а р х. Бедненькая!
К у р о с л е п о в. Это кто еще... произносит?
Г р а д о б о е в. Аристарх, кум твой.
К у р о с л е п о в (Аристарху). Кто это у тебя бедная?
А р и с т а р х (кланяясь). Здравствуйте, ваше степенство!
К у р о с л е п о в. Нет, кто бедная-то?
А р и с т а р х (со вздохом). Рыбка малая.
К у р о с л е п о в. Отчего так она бедная?
А р и с т а р х. Оттого, что большая ее обижает.
К у р о с л е п о в. То-то рыбка! А ежели ты бунтовать, так...
Г р а д о б о е в. Будет толковать-то, ведь ничего умного не скажешь.
К у р о с л е п о в. Ты когда мне кумом-то был? Когда у меня капиталу не было.
Г р а д о б о е в. Пойдем, пойдем! Закуска дожидается. (Уводит Курослепова.)
А р и с т а р х. Отчего я люблю щуку ловить? Оттого, что она обидчица, рыба зубастая, так и хватает. Бьется, бьется бедная мелкая рыба, никак перед щукой оправдаться не может!

Вдали слышна песня.

Это что еще? Не наши ли? Ну, да кстати.

Подъезжает лодка; в ней стоит Хлынов без сюртука, руки фертом, барин с большими
усами и шестеро гребцов.

Что вы безобразничаете, только рыбу пугаете! (Хлынову.) Ишь ты, с утра глазки-то налил. Нигде от вас скрыться нельзя.

На пристань выводят Хлынова и барина с усами.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Аристарх, Хлынов, барин и гребцы в лодке.

Х л ы н о в (важно). Как ты можешь, братец ты мой! Река никому не заказана.
А р и с т а р х. Вот что, братец ты мой, поди-ка ты сюда. (Отводит Хлынова на авансцену.) Если ты хочешь быть таким купцом, чтобы все на тебя ахали, ты перестань шампанским песок-то поливать! Ничего не вырастет.
Х л ы н о в. Ну, братец, говори скорей! Я теперь не в таком разе, чтоб твоих наставлениев слушать...
А р и с т а р х. Ты сделай хоть одно доброе дело. Вот тогда про тебя заговорят, вот тогда ты себя покажешь.
Х л ы н о в. Я все могу...
А р и с т а р х. Ты знаешь Василья Шустрого? Он сидит в арестантской занапрасно, ты возьми его на поруки!
Х л ы н о в. Не суть важное! Говори, братец, поскорее! Ты видишь, мне некогда.
А р и с т а р х. Голова по злобе его в солдаты отдает, а ты его выкупи, он твои деньги заслужит; охотника найми либо квитанцию купи.
Х л ы н о в. Из такого нестоящего дела, братец ты мой, ты меня тревожишь.
А р и с т а р х. Человек погибает задаром, а он нестоящее.
Х л ы н о в. Никакого я в тебе, братец, ума не вижу. Какая мне может быть честь перед другими, если я его выкуплю! Все эти твои слова ни к чему. А все дело состоит: так как Васька на бубне даже очень хорошо стал понимать, и мне чрез это самое от него утешение, значит, я сам в одну минуту это дело кончаю. Потому, если кто мне по нраву, тех трогать не смей.
А р и с т а р х (с поклоном). Ну, как знаешь, как знаешь. Только не давай в обиду!
Х л ы н о в. Как ты смеешь мне приказывать! Дома я с тобой разговаривать могу, а в городе я тебе не компания. Сейчас на свою дистанцию, назад! Барин, ваше благородие, пойдем к городничему.
А р и с т а р х. Без сюртука-то! Вот так гости!
Х л ы н о в. Тебе сказано, знай свое место! На задний стол к музыкантам! И все твои нравоучения так и останутся при тебе, не оченно-то нам интересно.
Б а р и н. Я не пойду, нехорошо, неучтиво!
Х л ы н о в. Я так понимаю, что это гордость.
Б а р и н. Совсем не гордость, mon cher, чем мне гордиться? А нехорошо! Ты знаешь, я в тебе эту черту не люблю. Уж извини.
Х л ы н о в. Да-с. Какую это черту, позвольте спросить?
Б а р и н. Свинства твоего!

Выходят городничий и Курослепов. Сидоренко в дверях.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Хлынов, барин, Аристарх, городничий, Курослепов, Сидоренко и гребцы.

Х л ы н о в. Нашему градоначальнику! (Кланяется.) Господин полковник, мы к вашему высокоблагородию!.. Павлину Павлинычу, предводителю нашему купеческому, почтение. Барин, гляди, вот все это наше начальство! Господин полковник Градобоев, господин Курослепов, его высоко... высокостепенство; а для нас это все одно ничего, можем слободно...
Г р а д о б о е в. Уж очень ты, господин Хлынов, безобразничаешь!
Х л ы н о в. Господин полковник, это вы действительно; безобразия в нас даже очень достаточно. Господин полковник, вы извольте с меня, за мое безобразие, штраф положить! Как я какое безобразие, вы сейчас: "Хлынов. штраф!" Извольте получать, господин полковник.
К у р о с л е п о в. Что ты уж больно куражишься-то?
Х л ы н о в. Отчего же мне, господин Курослепов, не куражиться? У меня куражу-то полон погреб. Господа начальство, извольте мне ответ дать, по какому такому случаю Васька Шустрый у вас содержится?
Г р а д о б о е в. Ну, уж, господин Хлынов, ты куражиться – куражься, а в чужое дело не лезь, а то я тебя ограничу.
Х л ы н о в. Никак не чужое, потому он мне сейчас нужен.
К у р о с л е п о в. Нам тоже баловство-то в городе не очень приятно.
Х л ы н о в. Ежели от него баловство, я в ответе. Беру сейчас на поруки.
К у р о с л е п о в. У нас за общество уйдет, мы найдем место всякому.
Х л ы н о в. Охотника ставлю. Господин городничий, извольте отпустить Шустрого ко мне на поруки. Ежели благодарность требуется, мы за этим не постоим. (Ищет в кармане.)
Б а р и н. Полно, что ты!
Х л ы н о в. Ш-ш, ни слова! Господин полковник, извольте сами назначить.
Г р а д о б о е в. Сидоренко, поди вели выпустить Шустрого!
С и д о р е н к о. Слушаю, вашескоблагородие! (Уходит.)
Х л ы н о в. Господа, пожалуйте ко мне откушать, на дачу, покорнейше я вас прошу, щи да кашу кушать! А может, поищем, и стерлядей найдем, я слышал, что они в садках сидеть соскучились; давно в уху просятся. Винца тоже отыщем, кажется, у меня завалялась бутылочка где-то; а не поленятся лакеи, так и в подвал сходят, дюжину-другую шампанского приволокут. Так как вы наше начальство, будем здоровье ваше пить с пушечной пальбой, и народ поставим в саду ура кричать.
Г р а д о б о е в. Вот когда ты дело говоришь, и слышать тебя приятно.
К у р о с л е п о в. Жена будет ждать, пожалуй, надумается.
Х л ы н о в. Супруге депешу пошлем, штафету снарядим.

Сидоренко приводит Шустрого.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Вася.

Х л ы н о в (Васе). Знай порядки! Как ты, братец, довольно необразован! В ноги градоначальнику!

Вася кланяется.

Его высокостепенству!

Вася кланяется.

Мне!

Вася кланяется.

Пошел в лодку, бери бубен!

Вася уходит в лодку.

Пожалуйте, господа!

Все входят в лодку.

Аристарх, к рулю!

Аристарх становится у руля.

Маркитант! Знай свое дело!

Один из гребцов подает флягу с водкой и закуску.

Пожалуйте, господа, на дорожку, чтобы смелей было ехать.

Все пьют и закусывают.

Алистарх, наблюдай, братец, где мели и подводные камни! Чуть где место опасное, докладывай, мы в те поры будем на нутрь принимать для храбрости. Поехали! Начинай! Васька, действуй с бубном!

Песня. Отъезжают.



ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


СЦЕНА ПЕРВАЯ

Сад на даче Хлынова, налево вход в дом.


ЛИЦА:

Х л ы н о в.
Б а р и н.
А р и с т а р х.
К у р о с л е п о в.
Г р а д о б о е в.
В а с я.
П р и с л у г а.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Градобоев, Курослепов, Хлынов, барин и прислуга Хлынова (выходят из дому).

К у р о с л е п о в. Вот так угощение! Дай только бог перенести. Хоть какого губернатора этаким манером уважить можно. Надо тебе чести приписать!
Х л ы н о в. А из чего ж мы и бьемся, как не из чести: одно дело, на том стоим.
К у р о с л е п о в. Ну и прощай, за мной лошади приехали. Повезут теперь меня домой.
Х л ы н о в. Погоди, так нельзя. Надо последнюю, разгонную выпить. (Прислуге.) Эй! Братец! Посмотри поди, нет ли у нас какого-нибудь вина. Я думаю, что какое-нибудь найдется.

Человек уходит.

Г р а д о б о е в. Вы пейте, а я шабаш.
Х л ы н о в. Господин полковник, у нас такая пословица: в гостях – в неволе.
Г р а д о б о е в. Уж ты меня неволил довольно.

Человек вносит бутылку шампанского.

Х л ы н о в. Градоначальник наш! Уважаю! Храбрый воин! Не огорчайте хозяина, не обескураживайте купца Хлынова. (Подает ему стакан.)
Г р а д о б о е в. Нет, стара штука. Всего вина у тебя не выпьешь. Пейте сами.
Х л ы н о в. Ежели вам, господин полковник, угодно видеть, исправны ли обыватели, мы вам это сейчас покажем. (Курослепову.) Господин предводитель, прошу обо всей! Барин, выручай.

Пьют.

Кажется, довольно чисто и аккуратно. (Показывает Градобоеву стакан.) Потому, я в своем доме люблю опрятность. (Человеку.) Догадайся, братец, догадайся!
Ч е л о в е к. Готово-с! (Подает другую бутылку.)
К у р о с л е п о в. Ну, нет, прощай, а то до дому не доедешь, с дрожек свалишься.
Х л ы н о в. Провожатого дадим.
К у р о с л е п о в. Ты упрям, а я тебя упрямее. Зарежь, так не стану. Я тебе удовольствие сделал, и будет. И то уж сны какие стали сниться! Господи! Звери всё да хоботы, всё тебя хватают да ловят, да небо валится... Прощайте! Ну вас! (Идет.)
Х л ы н о в. Напредки не забывай!
К у р о с л е п о в. Твои гости. (Уходит.)
Х л ы н о в. Эй, молодцы! посадите господина Курослепова на дрожки! А ежели мы в нем настоящей крепости не найдем, посадим напротив него молодца, и будет держать за плечи до самого дому. (Хочет идти.)
Б а р и н. Ты останься с полковником! Я пойду провожу. (Уходит. Несколько людей за ним.)
Х л ы н о в (с стаканом на подносе). Господин полковник, жду!
Г р а д о б о е в. Не буду! русским я тебе языком говорю или нет?
Х л ы н о в. У меня закон, господин полковник: кто не выпьет, тому на голову лить.
Г р а д о б о е в. Очень мне нужно твои законы знать. У тебя закон, а у меня костыль.
Х л ы н о в. Не сладите, господин полковник, обольем. Могу с вами паре держать, что обольем.
Г р а д о б о е в. Попробуй! Что я с тобою сделаю!
Х л ы н о в. Ничего вы со мной не сделаете, я так понимаю.
Г р а д о б о е в. Да тебя засудят, тебе в Сибири места не будет.
Х л ы н о в. Не страшно мне, господин полковник, не пугайте вы меня! Право, не пугайте лучше! Потому я от этого хуже. А хотите паре держать, что я не боюсь ничего? Вот вам сейчас видимый резон: доведись мне какое безобразие сделать, я ту ж минуту в губернию к самому. Первое мне слово от их превосходительства: "Ты, Хлынов, безобразничаешь много!" Безобразничаю, ваше превосходительство; потому такое наше воспитание – биты много, а толку никакого. Наслышан я насчет пожарной команды, починки и поправки требуются, так могу безвозмездно. "Да, говорят, ты нраву очень буйного?" Буйного, ваше превосходительство, сам своему нраву не рад, зверь зверем. Да и арестантские тоже плохи, ваше превосходительство. Что хорошего, арестанты разбегутся, так я тоже могу безвозмездно. Вот вам, господин полковник, наша политика! Да это еще не все. От самого-то да к самой. "Не угодно ли, матушка, ваше превосходительство, я дом вам городе выстрою, да на сирот пожертвую." Потому что к самой я не только вхож, но даже пивал у ней чай и кофей, и довольно равнодушно. Ну, и выходит, господин полковник, что, значит, городничим со мной ссориться барыш не велик. Другому они страшны, а для нас все одно что ничего. Так уж вы лучше со мной не судитесь, потому я сейчас вас обремизить могу; а лучше положите с меня штраф, за всякое мое безобразие, сто рублей серебра. (Подносит вино.) Пожалуйте без церемонии!
Г р а д о б о е в (берет стакан). Прокаженные вы! Турок я так не боялся, как боюсь вас, чертей! Через душу ведь я пью для тебя, для варвара. Когда вы захлебнетесь этим вином проклятым!
Х л ы н о в. Все это нам, господин полковник, на пользу сотворено... Ежели иной раз и много, так что случается ужасно даже много...
Г р а д о б о е в. Случается! Каждый день с вами это случается.
Х л ы н о в. Допустим, так; но ежели с молитвой и, главное, чтоб не оговорил никто... какой может быть вред!
Г р а д о б о е в. Прощай! теперь не скоро заманишь.

Барин возвращается.

Х л ы н о в. Зачем же-с! А мы так надеемся, что вы наши постоянные гости. (Вынимает бумажник.) Позвольте вам! (Подает три сторублевые ассигнации.) Сочтите так, что за штраф!
Г р а д о б о е в. Ну тебя, не надо!
Х л ы н о в (обнимает его и кладет ему насильно деньги в карман). Невозможно! Без гостинцу не отпущу. Мы тоже оченно понимаем, что такое ваша служба.
Г р а д о б о е в. Изломал ты меня, леший!
Х л ы н о в. Вы ничему не причинны, не извольте беспокоиться; потому вам насильно положили.
Г р а д о б о е в. Ну, прощай! Спасибо!

Целуются.

Х л ы н о в. Эй, народы! Градоначальника провожать! Чтоб в струне.

Все уходят. Входит Вася.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Барин, Вася, потом Хлынов и прислуга.

Б а р и н. Ну, как твои дела?
В а с я. Квитанцию добыл, да не знаю, как вот Тарах Тарасыч... Он...
Б а р и н. Деньги заплатит.
В а с я. Ужли заплатит?
Б а р и н. Заплатит, только тебя в шуты определит.
В а с я. Ну, уж это зачем баловаться!
Б а р и н. Что ж, не хочешь? Лучше в солдаты пойдешь?
В а с я. Само собой.
Б а р и н. Нет, шалишь! Я вашего брата видал довольно; не такие солдаты бывают, у тебя поджилки не крепки. В писарях тебе быть, это так; хохол завивать, волосы помадить, бронзовые цепочки развешивать, чувствительные стихи в тетрадку переписывать, это так; а в солдаты ты не годишься. А вот сам Хлынов идет, толкуй с ним.

Вася робко отступает. Входит Хлынов и несколько человек прислуги.

Х л ы н о в. Уехали. Ну, вот что я теперь, братец ты мой, остался! С тоски помирать мне надобно из-за своего-то капиталу.
Б а р и н. Вольно ж тебе скучать-то!
Х л ы н о в. А что ж мне делать? Взад-вперед бегать? На тебя, что ль, удивляться? Какие такие узоры, братец, на тебе написаны?
Б а р и н. Во-первых, ты осторожней выражайся, а во-вторых, у тебя на то Аристарх, чтобы тебе увеселения придумывать.
Х л ы н о в. Да, должно быть, ничего не придумал. Я ему еще давеча приказывал: сиди, братец, не сходя с места, думай, что мне делать сегодня вечером. (Слуге.) Где Алистарх?
С л у г а. Здесь, в саду, под деревом лежит.
Х л ы н о в. Думает?
С л у г а. Нет, в дудку дудит, ястребов приманивает.
Х л ы н о в. Ему думать приказано, а он в дудку дудит. Позвать его сейчас ко мне на глаза!

Слуга уходит.

Х л ы н о в (увидав Васю, садится в кресла, разваливается и говорит важным тоном). А, ты здесь! Поди сюда, я желаю с тобой разговаривать! Как я, братец ты мой, при твоей бедности, хочу быть тебе благодетелем...

Вася кланяется.

по этому самому, я у тебя спрашиваю, как ты сам о себе думаешь?
В а с я. Квитанцию нашли-с.
Х л ы н о в. А какой может быть курс на эти самые патенты?
В а с я. То есть как цена-с?
Х л ы н о в. Ты, братец, должен сразу понимать. Я для всякого ничтожного человека не могу по десяти раз повторять.
В а с я. Четыреста рублей-с.
Х л ы н о в. Откуда ж ты эти самые капиталы получить в надежде?
В а с я (кланяясь в ноги). Не оставьте, Тарах Тарасыч!
Х л ы н о в. Ты, может, братец, воображаешь, что твои поклоны оченно дорого стоят?
В а с я. Бог даст, мы с тятенькой поправимся, так в те поры вам с благодарностью...
Х л ы н о в. Как ты, братец, мне, на моей собственной даче, смеешь такие слова говорить! Нечто я тебе ровный, что ты мне хочешь деньги отдать? Ты взаймы, что ли, хочешь взять у меня, по-дружески? Как посмотрю я на тебя, так ты, братец, никакого образования не имеешь! Ты должен ждать, какая от меня милость будет; может, я тебе эти деньги прощу, может, я заставлю тебя один раз перекувырнуться, вот и квит. Ты почем мою душу можешь знать, когда я сам ее не знаю, потому это зависит, в каком я расположении.
В а с я. На все ваша воля, Тарах Тарасыч; а что у меня теперича душа расстается с телом.
Х л ы н о в. Так бы ты должен с самого спервоначалу... покорность... Теперь я тебя, братец ты мой, так решаю; четыреста рублев для меня все равно плюнуть, а за эти деньги ты будешь служить у меня год, в какое я тебя звание определю.
В а с я. Уж вы мне теперь скажите, Тарах Тарасыч; потому мое дело такое: тятенька, опять же знакомства много, как были мы в городе на знати, сами тоже в купеческом звании...
Х л ы н о в. Быть тебе, братец ты мой, у господина Хлынова запевалой. Вот тебе и чин от меня.
В а с я. Уж оченно страм перед своим братом, Тарах Тарасыч.
Х л ы н о в. А коли страм, братец, я тебя не неволю, ступай в солдаты.
В а с я. Позвольте, Тарах Тарасыч, подумать!
Х л ы н о в. Вот опять ты выходишь дурак и невежа! Давно ль ты сенатором стал, что думать захотел! Думают-то люди умные. А коли ты, братец, думать захотел, так свести тебя опять в арестантскую, там тебе думать будет способнее.
В а с я. Нет, уж вы, Тарах Тарасыч, мою молодость не губите; а как, значит, вам угодно, так пусть и будет.
Х л ы н о в. Недолго же ты, братец мой, думал.

Входит Аристарх.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Аристарх.

Х л ы н о в. Где ты, братец ты мой...
А р и с т а р х. Погоди, безобразный! (Прислуге.) Вы тут пьяные-то по саду путаетесь, так вы смотрите, там у меня в капкан не попадите; на хорька поставлен. Тоже прислуга! Не плоше хозяина. Да там у меня змей под деревом.
Х л ы н о в. Для чего у тебя змей? Как ты, братец, довольно глуп! Еще укусит кого.
А р и с т а р х. Ты вот умен. Он бумажный. Я его склеил, так сушить поставил.
Х л ы н о в. А для какой надобности?
А р и с т а р х. Пускать будем вечером с фонарем, с лодки. А к лодке я такую машину приделываю, ручную, и колеса заказал, будет как вроде пароход.
Х л ы н о в. А что ж, братец ты мой, я тебе думать приказывал, куда мне себя нынешний вечер определить.
А р и с т а р х. Я уж придумал; вот сейчас скажу. (Берет стул и садится.) Слушайте! Тут неподалеку есть барин, по фамилии Хватский. У него было имение хорошее, только он все это нарушил через разные свои затеи. Дом свой весь переломал, все печи и перегородки разобрал и сделал из него театр, а сам живет в бане. Накупил декорациев, разных платьев, париков и лысых и всяких; только ни представлять, ни смотреть у него этот театр некому. В деньгах он теперь очень нуждается, потому он на всех полях картофель насадил, хотел из него крахмал делать, а он у него в полях замерз, так в земле и остался; и хочет он теперь в Астрахань ехать рыбий клей делать; теперича он весь свой театр продаст за бесценок.
Х л ы н о в. Для чего ты, братец, нам эту рацею разводишь?
Б а р и н. Погоди, тут что-то на дело похоже.
А р и с т а р х. Да само собою; нечто я стану зря. Ты слушай, безобразный, что дальше-то будет! Вот я сейчас поеду и куплю у него все костюмы. А вечером всех людей нарядим разбойниками; шляпы у него есть такие большие, с перьями. Разбойники у нас будут не русские, такие, как на театрах, кто их знает, какие они, не умею тебе сказать. Чего не знаю, так не знаю. И сами нарядимся: я пустынником...
Х л ы н о в. Зачем пустынником?
А р и с т а р х. Что ты понимаешь! Уж я, стало быть, знаю, коли говорю. При разбойниках завсегда пустынник бывает; так смешнее. И выдем все в лес, к большой дороге, подле шалаша. Барина атаманом нарядим, потому у него вид строгий, ну и усы. Тебя тоже разбойником нарядим; да тебя и рядить-то немного нужно, ты и так похож, а в лесу-то, да ночью, так точь-в-точь и будешь.
Х л ы н о в. Ну ты, братец, в забвение-то не приходи!
А р и с т а р х. Станем мы в свистки свистеть по кустам, будем останавливать прохожих и проезжих да к атаману водить! Напугаем, а потом допьяна напоим и отпустим.
Б а р и н. Превосходно придумано.
Х л ы н о в. Ничего, ладно. Занятие оченно интересное. Ну, ты поезжай, а я сосну пойду. (Уходит.)
Б а р и н. Мы прежде с народом репетицию сделаем. Это отличная будет штука, и благородная штука и приятная. Да, весело, черт возьми, а то было я уж издох со скуки. (Уходит.)

Вася подходит к Аристарху.

В а с я. Дядюшка Аристарх, я порешился к Хлынову.
А р и с т а р х. Твое дело.
В а с я. Да все как-то раздумье берет! Иной раз такая мысль придет: не лучше ль в солдаты! Да кабы не так трудно, я бы сейчас... потому еройский дух...
А р и с т а р х. То-то ты с еройским-то духом да в шуты и пошел.
В а с я. Ничего не поделаешь. Страшно! А уж ежели бы я осмелился, кажется, каких бы делов наделал.
А р и с т а р х. Полно! Где уж! Пшеничного ты много ел. Душа-то коротка, так уж что хвастать! Хе, хе, хе! Мелочь ты, лыком шитая! Всю жизнь крупинками питаешься, никогда тебе целого куска не видать, а все бодришься, чтоб не очень тебя хамом-то ставили. Все как-то барахтаешься, лезешь куда-то, не хочется вовсе-то ничком в грязи лежать.
В а с я. Оно точно, что...
А р и с т а р х. Смолоду-то, пока образ-то и подобие в нас еще светится, оно как будто нехорошо колесом-то ходить. Конечно, мое дело сторона, а к слову пришлось, я и сказал.
В а с я. Да, это ты верно. Вот еще мне забота: что Параша скажет, коли я у Хлынова запевалой останусь! Э, да что мне на людей смотреть! Коли любит, так и думай по-моему. Как мне лучше. А то, что слезы-то заводить. Своя-то рубашка к телу ближе... Так, что ли, дядюшка Аристарх? Ох, да какой же я у вас ухарский песельник буду!

Уходят с Аристархом.


СЦЕНА ВТОРАЯ


ЛИЦА:

Х л ы н о в.
П а р а ш а.
Б а р и н.
Г а в р и л о.
А р и с т а р х.
Л ю д и  Х л ы н о в а.
В а с я.
Н а р к и с.
П р о х о ж и е  л ю д и.

Поляна в лесу. Налево небольшой плетеный сарай для сена, у сарая, со стороны, обращенной к зрителям, положена доска на двух обрубках в виде скамьи; на правой стороне два или три пня и срубленное сухое дерево. В глубине сплошь деревья, за ними видна
дорога, за дорогой поля и вдали деревня. Вечерняя заря.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Н а р к и с (за сценой). Тпррру! Чтоб тебя! Куда это я заехал? Вот так чаща! Тут не то что на лошади, а и пеший не пролезешь! (Выходит.) И каким манером меня угораздило! Задремал, должно быть. (Останавливаясь.) Это что за избушка на курьих ножках? Да это сарай! Э! Да я уж в другой сюда попадаю, все на то же место. Обошел! Дело нечисто! Наше место свято! И как бы, кажется, обойти, не такие часы теперь, еще совсем светло. Нет, надо так полагать, что я задремал. И диви бы с ними, с мужиками, много пил; а то что! Что я пил? Дай бог памяти! Два стакана, да полстакана, да две чайных чашки, да еще полчашки, да рюмка. Да что считать-то! Дай бог на здоровье! Что ж, я слава богу; мне все одно что воду, да другому и воды столько не одолеть. А считать-то грех. С того сохнут, говорят, кто считанное-то... Всего четыре версты от дому, а никак не доеду. Пойду выведу лошадь-то на дорогу, да так нахлещу, чтоб мигом дома. А то что за страм! Хозяин послал за делом, а я пропал; еще подумают, пьян. (Уходит.)

Из леса выходят маршем: Хлынов, на нем, сверх жилета, испанский плащ, на голове бархатная шапочка с перьями;
Аристарх в костюме капуцина; барин и за ним попарно люди Хлынова в разных костюмах; между ними Вася; сзади несут
две корзины с напитками и съестным.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Хлынов, Аристарх, барин, Вася и прислуга.

Х л ы н о в (хочет идти на дорогу). Марш!
А р и с т а р х (удерживая его). Погоди, безобразный! Куда ты?
Х л ы н о в. Проехал кто-то, братец ты мой.
А р и с т а р х. Ну так что ж?
Х л ы н о в. Должен я поглядеть али нет?
А р и с т а р х. Нам из лесу выходить-то еще рано, больно светло. (Смотрит на дорогу.) А кто проехал, я тебе сейчас скажу. Это Наркис, приказчик Курослепова, на хозяйской тележке. Посылали куда-нибудь. Э! да как его покачивает! Задремал, должно быть! Куда он поворачивает, чудак! Ну, да лошадь сама знает, вывезет на дорогу.
Х л ы н о в. Ты, братец, затеял, ты и порядок заводи.
А р и с т а р х. Вот и стой здесь все! Тут у нас привал будет. Барин, помещик Хлынов, садитесь на скамейку за сараем: там вас с дороги не видно будет. Корзины в сарай несите.
Х л ы н о в. Маркитант, приготовь закуску, чтобы, братец ты мой, в лучшем виде!

Садятся с Барином на скамью.

А р и с т а р х. Вот теперь расставим людей. Вы двое на бугор, вы двое к мосту, да хоронитесь хорошенько за кусты; на проселок не надо, там только крестьяне да богомольцы ходят. Вы, коли увидите прохожего или проезжего, так сначала пропусти его мимо себя, а потом и свистни. А вы, остальные, тут неподалеку в кусты садитесь. Только сидеть не шуметь, песен не петь, в орлянку не играть, на кулачки не биться. Свистну, так выходите. (Подходит к Хлынову.)
Х л ы н о в. Что же мы, братец, сидим? Первое твое старание чтоб мне занятие было. А как скоро мне нет занятия, я могу сейчас в скуку и в тоску впасть. А в тоске и в скуке, братец ты мой, дурные мысли в голову приходят, и даже я могу вдруг похудеть через это самое.
А р и с т а р х. С чего скучать-то! Какая тишина! Не вышел бы из лесу-то, какой вечер чудесный!
Х л ы н о в. Что такое чудесный вечер? И чем он хорош? Можешь ли ты, братец, понимать это? Летний вечер оттого приятность в себе имеет, что шампанское хорошо пьется, ходко – потому прохлада. А не будь шампанского, что такое значит вечер! Барин, не нарушить ли нам флакончик?

Свист.

А р и с т а р х. Постой! (Свистит.)

Из лесу выходят люди Хлынова.

Тише!
Н а р к и с (за сценой). Тпррр...у! Чтоб тебя! О, волк тебя заешь! Куда меня занесло! Тпррр...у!
А р и с т а р х. Я огляжу пойду. (Подходит к кустам и возвращается.) Это Наркис; он в лесу запутался. (Хлынову.) Вот тебе и добыча!
Н а р к и с (за сценой). Оказия! Никакой силой тут не выдерешься. Придется мне тебя назад за хвост тащить. И куда это я застрял! Надо оглядеться.
А р и с т а р х (людям). Обойдите его кругом; как подам знак, так хватайте и ведите сюда.

Наркис выходит. Люди Хлынова заходят со всех сторон.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Наркис.

Н а р к и с (осматриваясь). Вот так важно! Сарай! Да я опять тута, в третий раз. Молодец! Ну, не наваждение ли это дьявольское! Нет, уж что ни толкуй, а дело видимое. Вот уж и темнеет, вот уж и страх меня забирает. Он шутит. Он теперь вышел; как начнет темнеть, так ему и выход; засветло не выходит никогда, не положено, не может... Уж пускай бы пошутил, только въявь не показывался. Очень уж, говорят, видом разителен, так что нет такого смелого человека, чтоб на него прямо смотреть! Когда я теперь дома буду? Нет, шабаш! Теперь в поводу поведу, уж не задремлю. Только б он мне навстречу не вышел, а то, кажется, и лошадь бросишь. Нет, уж я теперь дома буду; я неробкого десятка. Ну, само собой, если вот прямо, так перед носом твоим из земли вырастет, так испу... (Идет к лошади.)

По знаку Аристарха один из людей Хлынова загораживает ему дорогу.

А вот он и есть... Вот тебе и раз! Вот он и как тут! Я ведь и в другую сторону поверну и оглядываться не стану. (Идет в другую сторону.)

Другой человек загораживает ему дорогу.

Вот и другой. Однако!

Аристарх выходит из-за сарая и делает знак, чтобы его взяли.

Вот и третий! Да их тут полон лес! Это уж, надо быть, самый настоящий! И хмель у меня соскочил. Кричать аль нет? Да чего кричать! Кроме лешего, никто не откликнется. (Машет рукой на Аристарха). Наше место свято. (Шепчет.) Не действует! Ну, теперь капут!

Слуги берут его под руки и ведут к Хлынову. Другие приносят вино и стакан.
Барин делает ему знак, чтобы он пил.

Это значит, пить надо? Да, может, это зелье какое? Может, с него разорвет?

Барин делает отрицательный знак.

Верно твое слово? Ну, так я что ж, я выпью. (Пьет. Ему наливают еще.) Стало быть, и еще? Ничего, первый прошел, как быть следует. Я и еще. (Пьет.) Благодарствуйте. Теперь позвольте вас спросить, что вы такое, люди, примерно, аль что другое?
Б а р и н (густым басом). Мы разбойники.
Н а р к и с. Разбойники? Не похоже. На тех-то вы, на не наших-то, не к ночи сказать, ко дню, больше похожи, особливо вот этот. (Указывая на Аристарха.) Ведь это какая страсть-то, особенно в лесу-то да ночью.
А р и с т а р х. Трепещи!..
Н а р к и с. Да уж и то трепещусь. Все во мне трепещется.
Б а р и н. Мы из чужих земель.
Н а р к и с. Да? Наехали? Что ж, вы и смертоубивством занимаетесь?
Б а р и н. Нет.
Н а р к и с. Ну, теперича мне легче. Что ж, это хорошо, что вы душ не губите. А грабите-таки довольно?
Б а р и н. Нет.
Н а р к и с. Как нет? Что ж вы не грабите? Это вы напрасно. Вы из чужих земель, вы нашего народу не знаете. Наш народ простой, смирный, терпеливый народ, я тебе скажу, его можно грабить. И промежду прочим, даже есть много таких, которые не знают, куда им с деньгами деваться. Право. Вот Хлынов, да что ж его не ограбить! Ему еще, пожалуй, лучше от этого.
Х л ы н о в. Как ты, братец мой...
А р и с т а р х (грозно). Молчи!
Н а р к и с (Барину). Вот что, друг любезный, вели еще стаканчик поднести. А то от страха что-то зябнется.

Барин кивает головой.

А уж опосля что хотите со мной делайте. У вас и вино-то, должно, привозное; а у нас в торговле такой-то, друг любезный, обман живет. (Подносят; пьет.) Так вы не грабите?
Б а р и н. Не грабим.
Н а р к и с. Что же вы с нами делаете?
Б а р и н. Возьмем, напоим и отпустим.
Н а р к и с. Это очень хорошо. Это расчудесно.
А р и с т а р х. Понравилось?
Н а р к и с. Да чего ж лучше. И не слыхано, да кто и сказал-то бы, так не поверишь.
Б а р и н. Хочешь в нашу шайку, в разбойники?
Н а р к и с. В разбойники? А у вас как положение? Артельно или от хозяина, на жалованье?
Б а р и н. На жалованье.
Н а р к и с. Харчи свои али хозяйские?
Б а р и н. Хозяйские.
Н а р к и с. Положение хорошее. Я с превеликим бы удовольствием, да вот что, друг... (Оглядываясь на людей Хлынова.) Что они тут стоят! Прогони их, не бойся, я не уйду. Сядем на траву, я хорошую компанию люблю.

Аристарх дает знак, люди расходятся. Наркис, Хлынов, Барин, Аристарх садятся на землю.

Вот что, друг ты мой единственный, как звать тебя, не знаю... Я бы с охотой... а не пойду.
Б а р и н. Отчего?
Н а р к и с. Мне житье теперь... мне житье! Малина! Умирать не надо. Что только есть, первый сорт. Хозяин у меня глупый; вот послал меня с мужиками рядиться, луга кортомим; а я не очень чтоб уважаю. А с хозяйкой я в любви и во всяком согласии.
А р и с т а р х. Не верю.
Н а р к и с. Уж это так точно. Уж что! Даром слова не скажу. И насчет съестного и прочего... все... Вот сейчас приеду... поедем ко мне в гости! Сейчас при тебе потребоваю вина, братец, всякого: красного, белого, рому... всякого. И вот сейчас скажу: неси тысячу рублей! Чтоб мигом тут было! И принесет.
А р и с т а р х. Врешь!
Н а р к и с. Истинно! Нешто первый раз! Две принесет, только б ей как у мужа спроворить. Страсть как любит! Говорю тебе, друг ты мой единственный, ужасно как любит, и слов таких нет. Вот недавно две тысячи своими руками принесла. Я сейчас, друг мой единственный, под подушку в ящик... ключом щелк, а ключ на крест. Вот и нынче, как приеду, велю тысячу принести, и сейчас в ящик и щелк; потому я хочу, друг мой любезный, в купцы выходить. Так я себя понимаю, что мне надо. А вот что, друг милый, мне еще бы...
А р и с т а р х. Видно, ты любишь?
Н а р к и с. Не то чтоб я любил; а как мне, по моим чувствам, это на пользу.
А р и с т а р х. Изволь! Только б охота была, а вина у нас вдоволь. (Подзывает человека.) Вот они тебе и лошадь помогут вывести. (Человеку.) Попотчуй его хорошенько. (Тихо.) Потом положи в телегу да проводи до города. (Наркису.) Ступай с ним, обиды не будет.
Н а р к и с. Благодарю за компанию. (Уходит.)
А р и с т а р х (Хлынову). Ну, что, доволен ты? Нет худа без добра. Вот нынче же все это городничему я и объясню, чтоб за него, за плута, невинные люди не страдали.
Х л ы н о в. Хорошо бы теперь, братец, какого благородного, чтоб с ним шампанского выпить.
Б а р и н. Барышню какую-нибудь воспитанную, институтку!.. Я бы сейчас пал на колени перед ней, и сцену из трагедии.
А р и с т а р х. А вот пойдемте на большую дорогу, может, кто и попадется. А тут что, тут проселок. Вон, видишь, богомолки идут.

По дороге проходят богомолки.

Х л ы н о в. С этим народом, братец, какое может быть развлечение, одна канитель.

Уходят. Параша и Гаврило показываются на дороге.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Параша и Гаврило.

П а р а ш а. Как я устала! Сил моих нет! Я с места двинуться не могу, мне не дойти до города.
Г а в р и л о. Отдохните, Прасковья Павлиновна; вот тут на полянке присядьте, на бревнышках. На траву не садитесь, роса. Отдохнувши-то, мы своих догоним, еще рано. Часу в десятом будем в городе.
П а р а ш а. Посидим, не могу идти, не могу!
Г а в р и л о. Вы не то что с дороги, а больше от чувств.
П а р а ш а. Я падаю, падаю!
Г а в р и л о. Позвольте, я вас поддержу под локоточек. (Доводит ее до бревен.)
П а р а ш а. Я только устала, а мне, помолившись-то, как будто легче. Как мне тебя благодарить, я не знаю. Кабы не ты, мне бы не дойти.
Г а в р и л о. Что ж, мне ведь самому надо было...
П а р а ш а. Нет, не говори, я знаю, что ты только для меня пошел. Как у меня голова... руки и ноги точно не свои, и как будто забытье. И в голове-то шум, а ничего у меня не болит, и так мне хорошо, приятно, только как будто вот что-то мне представляется, – что такое? Гудит, гудит, точно вот речка по камням, или мельница... Дурно мне, Гаврюша, дурно!
Г а в р и л о. Да что вы, родная! Я пойду водицы принесу, тут где-то ключик был.
П а р а ш а. Поди, поди!

Гаврило идет, в разных местах свист. Он бежит назад.

Г а в р и л о. Свистят.
П а р а ш а. Что ты? Не слышу.
Г а в р и л о. Свистят по лесу.
П а р а ш а. Ну, что ж, шалят... Поди.

Гаврило отходит. В это время свист усиливается. Из кустов выходит барин и, заметив Парашу, подбегает к ней,
она на него с испугом смотрит. В нескольких местах показываются люди Хлынова.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же, Барин и люди Хлынова.

Б а р и н. Красавица! Наконец-то я нашел тебя! (Берет ее за руку.)

Параша хочет бежать, но силы ее оставляют. Барин ее поддерживает, обняв ее одной рукой.

Г а в р и л о (схватив большую суковатую палку, бросается на барина.) Не трожь ее! Я умру на этом месте, а тронуть ее не позволю!

Барин стреляет из пистолета, Гаврило падает.

П а р а ш а. Ах, убит, убит! (Закрывает лицо руками.)
Г а в р и л о (приподнимаясь и ощупываясь). Нет, я словно жив. Это я, надо полагать, с испугу. Оглушило только. Что ж это, господи! (Встает.)

Барин делает знак, набегают люди и уносят Гаврилу.

Б а р и н. Ты меня не узнаешь? О, я давно люблю тебя. Зачем ты сделала меня несчастным? Я бросил людей, бежал в леса и набрал шайку разбойников. Наконец ты в моих руках. Ты будешь моя. О!..
П а р а ш а (делает усилие, чтобы оттолкнуть его). Нет, нет! Вася, Вася!
Б а р и н. Хочешь парчи, хочешь бархату, бриллиантов? Все твое! Только люби меня.
П а р а ш а (стараясь освободиться, но силы ее слабеют). Ах, нет, нет! Не надо, ничего не надо! Пусти меня! Пожалей... Прошу тебя, молю тебя, пожалей меня! (Почти шепотом.) Я не своя теперь. Я чужая, я Васина... Вася, Вася! (Лишается чувств.)

Барин сажает ее на скамью у сарая и поддерживает. Входят Хлынов и Аристарх.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Параша, барин, Хлынов, Аристарх и люди Хлынова.

Х л ы н о в. Что за стрельба?
Б а р и н. Идите скорей! Какую я красавицу обрящил! Да, должно быть, испугалась очень, надо ей помочь как-нибудь.
Х л ы н о в. Девка, братец, первый сорт. Одобряю.
А р и с т а р х (подбегая). Ах вы варвары! Да ведь это крестница моя, Параша, Курослепова дочь. (Хлынову.) Пошли скорей за коляской, я ее домой свезу!

Хлынов посылает одного из своих людей.

Уж и ты, барин, нашел кого обидеть! Ума-то у тебя, видно, как у малого ребенка. Подайте ее сюда, разбойники, она вам, пьяницам, не пара! Далеко вам, далеко! (Садится на скамью подле Параши и обмахивает ее платком.) Воды!

Люди бегут за водой.

Как вы смели трогать-то ее своими грязными лапами! Она, как есть, голубка; а вы мало чем лучше дьяволов. Вот она, шутка-то! И я-то, дурак, тешить вас взялся! Пора мне знать, что у вас ни одной шутки без обиды не обходится. Первое ваше удовольствие – бедных да беззащитных обижать. (Приносят воды, он льет ей несколько капель на голову.) Уж эта ли девушка не обижена, а тут вы еще. Дома ее заели совсем; вырвалась она кой-как...

Параша понемногу приходит в чувство и прислушивается.

пошла богу помолиться, у него защиты попросить... Так отец, с сонных-то глаз, по мачехину наученью, давеча поутру велел городничему изловить ее да на веревке, с солдатом, по городу провести для страму; да в чулан дома запрут ее на полгода, а то и на год.
П а р а ш а (привстает и как бы в бреду). По городу с солдатом? В чулан? Где он? Где атаман? Пойдем! Вместе пойдем! И я с вами...
Б а р и н  и  А р и с т а р х. Куда? Куда?
П а р а ш а. В город, в город! Я сама... (С криком.) Не ругаться им надо мной! Не сидеть мне в чулане! Зажгу я свой дом с четырех углов. Пойдемте! Я вас проведу, я вас прямо проведу. Дайте мне в руки-то что-нибудь!.. Ружье... да огня, больше огня! (Обессиливает.)
А р и с т а р х. Параша! Что ты! Бог с тобой! Да ведь это я, твой крестный. (Снимает капюшон.)
П а р а ш а (смотрит на него). Крестный?
А р и с т а р х. Да, да, крестный! Аристарх. Узнала теперь? Мы шутим. Это вот подрядчик Хлынов! Слыхала? Безобразный такой. Нечего ему делать-то, а денег много, вот он и забавляется.
П а р а ш а. А Гаврило где?
А р и с т а р х (оборачиваясь). Где Гаврило?
О д и н  и з  л ю д е й. Он вырвался от нас да убежал.
А р и с т а р х. Вот теперь прибежит, перемутит весь город; ну, да мы на лошадях-то раньше его будем. А знаешь ли, Параша, Хлынов Васю из солдатства выкупил.
П а р а ш а. Выкупил?
Х л ы н о в. Четыреста серебра внес.
А р и с т а р х. Да где Вася-то? Он с нами был.
Х л ы н о в. Где Васька? Позвать сюда Ваську!

Вася выходит кз рощи.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Вася.

П а р а ш а. Вася! Вася! (Бросается к нему на шею.)
В а с я. Что ты? При народе-то нехорошо.
Х л ы н о в. Я его теперича к себе в песельники определил.
П а р а ш а (отступая). В песельники?
В а с я. Что ж, надо чем-нибудь заниматься, хлеб добывать.
Х л ы н о в. Я его теперича в кабалу взял за эти самые деньги на год.
П а р а ш а (с испугом). В кабалу?
А р и с т а р х. Вот чем похвалился! Благодетель! Из людей шутов делает.
Х л ы н о в. А хоть бы и шутов, братец ты мой. Кто же мне может запретить? Он человек несостоятельный; я за свои деньги в какую угодно должность, в такую его и определю, стало быть, ему самому нравится. В шуты нанялся, шутом и будь. Васька, знай свою дистанцию! На задний стол! Барышня, угодно вам, мы вас потешим? Сейчас могу скомандовать веселую. Эй, народы! Васька, бери бубен, делай колено!

Вася отходит.

П а р а ш а (со слезами). Вася! Вася!
В а с я (подходя к ней). Что тебе?
П а р а ш а. Вася, зачем ты деньги брал?
В а с я. Что ж, в солдаты?
П а р а ш а. Да, да. Я уж и помолилась... Я решилась. Да, да, в солдаты... Обидно, да зато честно это... Ведь решились мы; ведь уговорились; ты хотел... разве ты... разве ты...
Х л ы н о в. Васька, знай свое место!

Вася отходит.

П а р а ш а. Разве ты... струсил?

Васе подают бубен, он его берет молча.

Отвечай! Отвечай мне! Струсил ты? Обробел?

Вася с сердцем встряхивает бубном.

Такой красивый, такой молодец, и струсил. С бубном стоит! Ха, ха, ха! Вот когда я обижена. Что я? Что я? Он плясун, а я что? Возьмите меня кто-нибудь! Я для него только жила, для него горе терпела. Я, богатого купца дочь, солдаткой хотела быть, в казармах с ним жить, а он!.. Ах, крестный! Трудно мне... духу мне!.. духу мне надо... а нет. Била меня судьба, била... а он... а он... добил. (Падает к Аристарху на руки.)
А р и с т а р х. Лошадей проворней! Дай бог только живую довезти! Бедная ты, бедная мученица!



ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ


ЛИЦА:

К у р о с л е п о в.
А р и с т а р х.
М а т р е н а.
Г а в р и л о.
П а р а ш а.
В а с я.
С и л а н.
С и д о р е н к о.
Н а р к и с.
Ж и г у н о в.
Г р а д о б о е в.
Р а б о ч и е  и  б у д о ч н и к и.

Декорация первого действия. 10 часов вечера.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Матрена сходит с крыльца и идет по двору, Курослепов несколько времени спустя
выходит на крыльцо, у ворот Силан.

К у р о с л е п о в. Матрена!
М а т р е н а. Что еще! Нянчись с ним, как с маленьким. Проснулся, видно, продрал глаза-то.
К у р о с л е п о в. Поди сюда!
М а т р е н а (возвращаясь). Ну?
К у р о с л е п о в. Что ты меня одного покидаешь! Ночное дело...
М а т р е н а. А ночное дело, так спи! Чего еще?
К у р о с л е п о в. Спать-то бы оно точно... да меня сумление... где Наркис?
М а т р е н а. Не печалься, найдется. Наркис не иголка; ту потеряешь, так не скоро сыщешь.
К у р о с л е п о в. Какой же такой порядок? Как же он может! Стало быть, его гнать надобно по шее. По хозяйскому делу послан, опять же я ему наказывал...
М а т р е н а. А если он дома?
К у р о с л е п о в. Для чего не кажется?
М а т р е н а. А коли он спит! Человек он тоже или нет?
К у р о с л е п о в. Значит, он не в своем виде?
М а т р е н а. А ты давеча в своем виде приехал от Хлынова? Впереди тебя человек сидит да за плечи держит. Днем-то так, по городу.
К у р о с л е п о в. Так всякий знает, что я хозяин. А он что?
М а т р е н а. Каков хозяин, таковы и люди. С кого им пример-то брать, как не с хозяина.
К у р о с л е п о в. Что ты меня морочишь! Я еще не совсем из ума-то выжил. Кого за делом посылают, должен он ответ дать? Говори, должен?
М а т р е н а. Разве завтра для вас дня-то не будет! Наговоритесь. Авось дело-то не государственное.
К у р о с л е п о в (со страхом). Матрена! Матрена!
М а т р е н а. Что с тобой?
К у р о с л е п о в. Смотри кверху! Гляди сюда!
М а т р е н а. Ох! Как ты, Павлин Павлиныч, вдруг женщине! Ведь ты как испугать можешь! Наше дело такое слабое, что ото всякой малости мало ль что! Ты меня таким манером когда-нибудь уродом сделаешь. Вот упало сердце. Чуть жива стою, вся как пустая.
К у р о с л е п о в. Гляди ты кверху! говорят тебе!
М а т р е н а. Зачем?
К у р о с л е п о в. Падает?
М а т р е н а. Что падает-то, оглашенный человек?
К у р о с л е п о в. Небо.
М а т р е н а. Ну, будет! Поговорил, и будет. Ступай спать! Мочи моей нет с тобой! Связать тебя да в сумасшедший дом! Как может небо падать, когда оно утвержденное. Сказано: твердь! Ступай спать! Ступай без разговору. Минуты с тобой покою нет.
К у р о с л е п о в (уходя). А спать так спать. Я пошел!
М а т р е н а. Ты что это в сапог-то прячешь?
К у р о с л е п о в. Деньги.
М а т р е н а. Много ли?
К у р о с л е п о в. Доложить рубль, так шестьсот сорок будет.
М а т р е н а. Потеряешь из сапога-то, а потом опять историю заведешь.
К у р о с л е п о в. Нет, уж я теперь их знаешь куда? В спальне мешочек с орехами, так я их под орехи, под самый под низ, пущай до завтрего. Там целей, в орехах-то! (Уходит.)
М а т р е н а. Силантий!
С и л а н (подходя). Чего тебе?
М а т р е н а. Что Наркис?
С и л а н. Ничего, образумился. Причесывается теперь.
М а т р е н а. Где это он?
С и л а н. Мало местов-то? Была б охота! С мужиками торговался, со всем миром.
М а т р е н а. Так что ж?
С и л а н. То ж. У мужиков-то ни этой думы, ни сенату не выстроено, одно строение только и есть, где мирские дела судят.
М а т р е н а. Так вот что!
С и л а н. А то что же? Заведен порядок, не менять его стать. Ну, значит, суди сама, ежели кто падок. Да вот он, Наркис-то. (Отходит от Матрены и потом уходит за ворота.)

Выходит Наркис.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Матрена и Наркис.

М а т р е н а. Что, беспутный! Что, беспутный! Вот погоди, достанется тебе от хозяина.
Н а р к и с. Не больно страшно. Ты меня не пугай! Я нынче и не такие страсти видел, да не испугался. Вот тебя бы на этакую страсть, посмотрел бы я, что ты заговорила. Тут на одном такие сапоги были, что у тебя от одних от сапог-то душа бы в пятки ушла. А уж какие шляпы! Да всё с перьями. А у одного мешок на голове, суконный.
М а т р е н а. От такого загулу мало ль что приснится. Дня на два рассказывать будет.
Н а р к и с. Ну, уж это я знаю, приснилось мне или нет. Оно хоть я и не больно испугался, а все меня как будто ломает; мне теперь поправка хорошая нужна.
М а т р е н а. Какая поправка?
Н а р к и с.. Рому бутылка, а то две... На ночь я теплого.
М а т р е н а. Ты липового цвету лучше.
Н а р к и с. Ври еще! Ромашки не выпить ли? Очень нужно сырость-то эту в животе заводить. Сказано тебе, рому. Я свою натуру лучше знаю.
М а т р е н а. Где ж я возьму?
Н а р к и с. Ищи поди! Не найдешь впотьмах, так фонарь зажги.
М а т р е н а. Этакого ирода, как ты, еще свет не создавал.
Н а р к и с. Да уж ты, кстати, с ромом-то захвати для меня тысячу рублей; по моим расчетам, у меня теперь ровно тысячи не хватает.
М а т р е н а. Ни, ни, ни! Ни под каким видом! И не заикайся!
Н а р к и с. Я и то не заикаюсь, я тебе явственно говорю. А то я тебя и на порог к себе не пущу. А завтрашнего числа, как буду хозяину отчет отдавать, все твои дела ему, как на ладони.
М а т р е н а. Не я ль твою образину кругом облагодетельствовала? И тебе не жаль свою благодетельницу?
Н а р к и с. Который я раз тебе говорю, что во мне жалости нет. Ты на мою жалость и не уповай никогда.
М а т р е н а. Ох, погубитель! погубитель!
Н а р к и с. Вот что, ты тише, не делай страму прежде времени.
М а т р е н а. Где я столько денег возьму?
Н а р к и с. Ну, ежели малость чего не хватит, я прощу.
М а т р е н а. Да как я к тебе приду-то? Ну, как Силантий увидит?
Н а р к и с. А ты вот что: возьми у мужа кафтан либо шинель, да и надень, а на голову шляпу. Силантий ежели хоть и увидит, так подумает, что сам хозяин идет ко мне, браниться. А я пойду самовар поставлю, чтобы мне теплого...

Уходит во флигель, Матрена в дом, Силан выходит из ворот.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Силан, потом Матрена.

С и л а н. Врозь разошлись. Диковина! А городничий дожидается. Пойти сказать ему, чтоб шел домой. Полно, мол, тебе по ночам-то! Иди, мол, старичок убогонький, домой! Тоже ведь и их дело! Как не пожалеть! Обыватель теперь спит, а он его береги. А кого беречь-то? Кого? Да еще взыскивают. То не усмотрел, другое оплошал. Ишь ты, обывателю покой нужен. А для чего ему покой? Что он, трудился, что ли, через силу? Напился, наелся, да и на пуховик, как чурбан али пень какой. Службы он никакой не нес, походов из конца в конец не ломал, смертной чаши не видывал; лежит как боров, да говорит: ты меня от всякой напасти соблюдай! Нет, кто как, а мне нашего старика жаль. Первое дело старый, уродованный...

Выходит Матрена в шинели и шляпе.

Что за диво! Хозяин вышел! Очень мне это удивительно, потому в эту пору разве его только рычагом или на блоке, а то не подымешь. (Подходит к Матрене.) Что тебе! Аль не спится? Ты будь без сумления, я тута.
М а т р е н а (переменив голос). Ступай за ворота! Чего ты здесь не видал!
С и л а н. Приказываешь за ворота? Были мы и за воротами.
М а т р е н а. Ступай, говорят тебе!
С и л а н (про себя). Эге! Вот оно что! (Матрене.) Иду, иду, хозяин; всю ночь буду у калитки сидеть, – оставайся с успокоем. (Идет к воротам.)

Матрена входит к Наркису.

Нет, шалишь! Не обманешь. Коротко шагаешь, ноги спутаны. Что у нее в руках-то? Какой-то мешочек; должно, орехов Наркису несет, позабавиться. (Подходит к калитке, и отворяет ее.)

Входят Аристарх и Параша.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Силан, Аристарх и Параша.

С и л а н. Ты какими судьбами?
А р и с т а р х. Сорока на хвосте принесла. Прошла?
С и л а н. Кто? Ступай, брат, ступай! Твоего тут дела никакого. Коли что есть, мы с хозяином промеж себя. Не в трубу нам трубить.
А р и с т а р х. Не ломайся со мной! Меня городничий прислал, я с ним за добросовестного.
С и л а н. Ну, так бы ты и говорил! Прошла, братец, прошла. (Параше с поклоном.) Помолимшись!
П а р а ш а. Бог милости прислал, дядюшка Силантий.
А р и с т а р х (Параше). Ну, иди, красавица, в свое гнездышко, ничего не бойся, душой своей отвечаю. Будет беда, да только не тебе. На отца не гневись! он не столько со злобы, сколько от слабости. Что делать! Ночная кукушка денную перекукует. А злодейке твоей мы бог даст язык-то прищемим.

Параша уходит в дом.

С и л а н (громко). Посматривай!

Входят Градобоев, Вася, Сидоренко, несколько будочников и инвалидных солдат.

Г р а д о б о е в (Сидоренке). Расставляй команду к окнам, к дверям и к воротам, чтоб муха не пролетела. Хо, хо, хо! У меня пропажа не находится! Пропажа не находится! Вот я ему покажу, как не находится. Я ему найду, уткну его носом в деньги-то. Смотри, скажу, смотри! Не находятся? Видишь ты теперь? А вот, чтоб ты не обижал старых, заслуженных офицеров, я эти денежки теперь в карман. Сидоренко, бумаги с тобой, постановление писать?
С и д о р е н к о. Со мной, ваше высокоблагородие.
Г р а д о б о е в Понятые здесь?
С и д о р е н к о. За воротами сидят, ваше высокоблагородие.
Г р а д о б о е в (Силану). Теперь ты нам хозяина подавай!
С и л а н. Будить, что ли? Да что в нем проку-то? Он спросонков у нас как чумовой!

Курослепов выходит на крыльцо.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Курослепов.

С и л а н. Да вот он сам... Теперь, что хочешь с ним...
К у р о с л е п о в (на крыльце). Вот тебе и орехи! Матрена! Матрена, не видала ль ты, где орехи? (Взглянув наверх.) О, господи! Опять валится! Вот, вот... Нет, не валится, а точно оно пополам раскололось...
С и л а н (Градобоеву). Слышите, что говорит.
К у р о с л е п о в. Матрена! Силан! Эй! Кто тут живые люди!

Матрена показывается из двери флигеля.

С и д о р е н к о (загораживая ей дорогу). Не велено!
М а т р е н а. Ай! (Уходит во флигель.)
К у р о с л е п о в. Ну, режут кого-то. Вот тут и живи, как знаешь. В доме грабеж, а на дворе и вовсе разбой; видимое дело, что последние дни; в небе трещина с чего-то.
Г р а д о б о е в. Будет тебе предсказывать-то! Поди сюда, мы давно тебя ждем.
К у р о с л е п о в. Да ты что за человек?
Г р а д о б о е в Слезай, говорят тебе! Проклажаться-то некогда.
К у р о с л е п о в. А! Да это ты! Ну, мне теперь все-таки облегчение. А у меня, брат, опять... весь мешок и с орехами.
Г р а д о б о е в Найдется.
К у р о с л е п о в. Да, вот ты все найдется, а ничего не находится. На посуле-то вы...
Г р а д о б о е в Ну, так ты знай же: твои деньги нашлись, только взять их мудрено.
К у р о с л е п о в. Отчего так?
Г р а д о б о е в А вот сам увидишь! Пойдем вместе.
К у р о с л е п о в. Пойдем.
Г р а д о б о е в. Жигунов, бери команду. Марш вперед!

Жигунов и несколько солдат маршируют к флигелю.

К у р о с л е п о в. Постой!
Г р а д о б о е в (Жигунову). Стой!

Жигунов останавливается.

К у р о с л е п о в. Вот что я у тебя хочу спросить, чтоб уж мне покойней было... Гляди наверх.
Г р а д о б о е в. Гляжу.
К у р о с л е п о в. Лопнуло небо? Так немножко наискось?
Г р а д о б о е в. Да я-то что, астроном, что ли? У меня и без того дела-то по горло. Лопнуло, так починят. Нам-то какое дело! Марш!

Дверь во флигель отворяется, на пороге показывается Матрена в шинели и шляпе.

С и д о р е н к о (не пуская ее). Не велено.
К у р о с л е п о в. Вот она когда смерть-то моя! Уж каких чудес со мной ни делалось, а этого еще не бывало. Нет уж, видно, друг ты мой, сколько мне ни маяться, а не отвертеться. Потому, гляди! Вот здесь с тобой я, а вон там, на пороге, опять тоже я.

Матрена, увидав мужа, скрывается во флигель.

Г р а д о б о е в. Еще то ли увидишь, погоди! Марш!

Жигунов с солдатами уходит во флигель, Градобоев и Курослепов за ними.

А р и с т а р х (Васе). Теперь твое дело, Василий, поправляется.
В а с я. Да уж теперь я строго, потому не смей он порочить! Я с него за бесчестье... Он меня в солдаты, а я, по его милости, должен был в кабалу идти. Уж я теперь за все это его дочь могу требовать смело. Мы хоть люди маленькие, а нас тоже марать-то зачем же! Нет, уж теперь дочь подавай. Все знают, что я к ней через забор лазил, в городе-то не утаишь. Ну, стало быть, я ей и жених! У нас такой порядок.
А р и с т а р х. Действуй, братец, как тебе к лучшему!
В а с я. Какой у меня, дядюшка Аристарх, характер! Беда! Тоже в обиду не дадимся.

Из флигеля выходят Градобоев, Курослепов, Матрена, Наркис связанный, Жигунов и солдаты.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Градобоев, Курослепов, Матрена, Аристарх, Вася, Сидоренко, Жигунов, Силан, Наркис, солдаты.

Г р а д о б о е в (Курослепову). Понял ты теперь?
К у р о с л е п о в. Как не понять, я не вчера из пеленок-то. Ну, так как же, Матрена Харитоновна?
М а т р е н а. Разве я своей волей? Известное дело, враг попутал. Так на него на одного всю вину положить и надо. Смущал он меня, смущал, да вот и... Как я ему ни противилась, как себя ни утверждала, да, видно, силен... Горами качает, не то что нами, грешными, которые в слабости.
К у р о с л е п о в. Да? Горами... Вы вчера нам тут проповедовали, что у тятеньки вам не в пример лучше, что там оченно по вас убиваются; так уж вы теперича к нему поступайте!
М а т р е н а. Да уж конечно. Должна же я кому-нибудь на вас плакаться. Кто за меня здесь заступится! По крайности я буду жаловаться родителю, что вы меня осрамили. Как вы были всю жизнь моим злодеем, так чего же еще мне от вас дожидаться. А что еще у нас с вами судбище будет большое.
К у р о с л е п о в. Ничего, не страшно. Вам бы от стыда теперь нос-то в подушки спрятать покудова, а завтра мы вас чем свет препроводим.

Матрена уходит.

Г р а д о б о е в. Ну, вот и ладно, вот и молодец.
К у р о с л е п о в (Наркису). Ты это как же?
Н а р к и с. А вот так же.
К у р о с л е п о в. Ведь тебя теперь не похвалят.
Н а р к и с. Ну, там еще что будет, а я по крайности пожил в свое удовольствие. Жаль, что я давеча в разбойники не пошел! Это настоящее мое занятие.
Г р а д о б о е в. Ну, так как же с ним? Постановление сделать да порядком дело начать?
К у р о с л е п о в. Вот еще, нужно очень бумагу-то марать. Вели свести его в арестантскую, заместо Васьки отдадим в солдаты, и шабаш!
Г р а д о б о е в. Сидоренко, сведи в арестантскую да распусти понятых. Эй вы, воины! Марш домой!

Уходят и уводят Наркиса.

В а с я. Что ж, в самом деле! За что ж вы на меня, коли я выхожу правый человек? Обижать-то нечто хорошо!
К у р о с л е п о в. И то, брат, виноват! Больно поторопился. В солдатах-то тебе быть, только не сейчас. Ну, что ж, коли ты правый человек, так погуляй немножко, покуда очередь не дошла.
Г р а д о б о е в. Ну, деньги твои у меня, мы с тобой их завтра разделим. Помнишь разговор, помнишь обиду; мы с тобой посчитаемся, а теперь хорошо бы после трудов-то горло промочить, находку спрыснуть.
К у р о с л е п о в. Дядя Силантий, вели-ко поди нам шипучего подать.

Силан уходит.

Г р а д о б о е в. Вот теперь ты будешь жить порядком, хозяйничать у тебя будет дочь, да возьми зятя хорошего в дом.
К у р о с л е п о в. Дочь! Дочь-то сбежала.
Г р а д о б о е в Это ты во сне видел.
К у р о с л е п о в. Ну, вот еще!
А р и с т а р х. Во сне, ваше степенство.
К у р о с л е п о в. Толкуйте!

Силан входит.

Где дочь?
С и л а н. Где ж ей! Известно, дома.

Выходит Параша с бутылкой вина и со стаканом на подносе.

Да вот она вино несет.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Параша.

К у р о с л е п о в. Постойте! (Отводит Градобоева в сторону.) Вот что, будь друг, слезно я тебя прошу, скажи мне по душе: вовсе я рехнувшись, или еще во мне какая искра теплится? Если я вовсе, так уж вы лучше меня за решетку, чтоб я меж людей не путался.
Г р а д о б о е в. Погляди-ка на меня! Нет, еще рано за решетку, еще погуляй. Я тогда тебе скажу.
К у р о с л е п о в. Ну, ладно. (Параше.) Обноси гостей-то! Привыкай к хозяйству.

Параша наливает стакан и подает Аристарху.

Вот и видно, что дура. Ты по чину обноси!
П а р а ш а. Чинов ваших я не знаю; а тому прежде и подаю, кто меня больше любит. Коли я хозяйка, так уж ты меня не учи. (Подносит Градобоеву.)
Г р а д о б о е в (пьет). Право, брат, отдай ее замуж, пора; по всему вижу, что пора.

Параша подносит отцу.

К у р о с л е п о в. Хочешь замуж?
П а р а ш а. Отчего ж не пойти! Только я тебе наперед говорю: чтоб у нас брани не было! Отдавай меня за того, кого я сама полюблю. А уж ты меня не неволь! А то ежели я выду против воли да с моим сердцем, так добра не жди.
Г р а д о б о е в. Вон она какая! Говорю, отдавай поскорей!

Сильный стук в ворота.

С и л а н. Кого там еще! (Отпирает.)

Вбегает Гаврило.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Гаврило.

Г а в р и л о (не замечая Параши). Батюшки! Мочи моей нет! Павлин Павлиныч! Ох, задохся! Вот беда-то!
К у р о с л е п о в. Да ты с виселицы, что ль, сорвался?
Г а в р и л о. Хуже! Ведь отняли, из рук отняли!
К у р о с л е п о в. Что?
Г а в р и л о. Дочку-то вашу, родную-то, Прасковью Павлиновну! Я к ней, а он в меня раз из пистолета. Да что мне! Я б рад за нее жизни решиться: да не убил, не убил.
К у р о с л е п о в. Вижу, что не убил.
Г а в р и л о. Две деревни сбивал, весь лес обыскали, – нету, похитил. Вот из рук, из рук... Батюшка, Павлин Павлиныч! (Кланяется.)
К у р о с л е п о в. Что мне теперь с ним? Разве водой попробовать из ушата?
Г а в р и л о. Батюшки мои! Родные! На грех она меня взяла-то дурака! Что для меня дороже-то всего на свете, что я берег-то пуще глазу... целый день, кажется, вот всякую пылинку с нее сдувал, – а тут вдруг ее у меня...
К у р о с л е п о в. Ну, Гаврилка, видно нам с тобой на одной цепи сидеть!
Г а в р и л о. Простите вы меня, ради бога! Я только сказать-то забежал, а то мне уж один конец... С мосту, с мосту! с самой средины с камнем. Простите меня, православные, ежели я кого чем... (Увидав Парашу.) Ах! (Хочет бежать.)
С и л а н (останавливает). Постой! Куда ты? Уж это шалишь, теперь на мост!.. Да что за напасть! И не пущу... Ничего в этом хорошего, уж поверь ты мне.

Аристарх подходит к Гавриле и шепчет ему на ухо.

П а р а ш а. Ничего, пройдет. Это он с горя, что ему от места отказали. (Подносит Градобоеву.) Пожалуйте!
К у р о с л е п о в. Ты бы нам еще бутылочку.
П а р а ш а. Сейчас подадут. Дедушка Силантий! Возьми из сеней бутылочку.

Силан уходит.

А вот я давеча начала говорить, да не кончила. (Отцу.) Уж ты мне дай слово крепкое, что за немилого неволить не станешь.
Г р а д о б о е в. Да, а мы свидетелями будем.
К у р о с л е п о в. Да по мне хоть сейчас. Ну, скажи, кто тебе люб, за того и ступай.
П а р а ш а. Кто люб-то мне? Сказать разве? Изволь, скажу! (Берет Васю за руку.) Вот кто мне люб.
Г а в р и л о (утирает слезы). Ну, вот и слава богу!
В а с я. Да, уж ты теперь прямо говори.
П а р а ш а. Я прямо и буду говорить. (Отцу.) Вот как мне люб этот человек: когда ты хотел его в солдаты отдать, я и тогда хотела за него замуж идти, не боялась солдаткой быть.
Г а в р и л о. Вот и хорошо, все благополучно.
П а р а ш а. А теперь, когда он на воле, когда у меня и деньги, и приданое будет, и мешать-то нам некому...
Г а в р и л о. Ну, и дай бог!
П а р а ш а. Теперь бы я пошла за него, да боюсь, что он от жены в плясуны уйдет. И не пойду я за него, хоть осыпь ты меня с ног до головы золотом. Не умел он меня брать бедную, не возьмет и богатую. А пойду я вот за кого. (Берет Гаврилу.)
Г а в р и л о. Нет, нет-с! Вы ошиблись. Не то совсем-с.
П а р а ш а (отцу). Не отдашь ты меня за него, так мы убежим да обвенчаемся. У него ни гроша, у меня столько же. Это нам не страшно. У нас от дела руки не отвалятся, будем хоть по базарам гнилыми яблоками торговать, а уж в кабалу ни к кому не попадем! А дороже-то для меня всего: я верно знаю, что он меня любить будет. Один день я его видела, а на всю жизнь душу ему поверю.
Г а в р и л о. Да невозможно, помилуйте, что вы!
П а р а ш а. Отчего же?
Г а в р и л о. Какой я вам жених! Нешто я настоящий человек, такой же, как и все?
П а р а ш а. Как же не настоящий?
Г а в р и л о. Так-с, я не полный человек. Меня уж очень много по затылку, как спервоначалу, так и по сей день; так уж у меня очень много чувств отшибено, какие человеку следует. Я ни ходить прямо, ни в глаза это людям смотреть, – ничего не могу.
Г р а д о б о е в. Ничего. Понемножку оправишься.
К у р о с л е п о в. Ну, что ж, выходи за Гаврилку. Все ж таки у нас в доме будет честней, чем до сих пор было.
П а р а ш а. Вот, батюшка, спасибо тебе, что ты меня, сироту, вспомнил. Много лет прошло, а в первый раз я тебе кланяюсь с таким чувством, как надо дочери. Долго я тебе чужая была, а не я виновата. Я тебе с своей любовью не навязываюсь, а коль хочешь ты моей любви, так умей беречь ее. Крестный, мы тебя возьмем в приказчики на место Наркиса. Переезжай к нам завтра.

Силан приносит вино.

К у р о с л е п о в. Ты уж меня и не спрашиваешь.
П а р а ш а. Чего не знаю, так спрошу, а что сама знаю, так зачем спрашивать.
К у р о с л е п о в. Да, ну, хозяйничай, хозяйничай!
П а р а ш а (подавая вино). Пожалуйте!
Г р а д о б о е в. Поздравляй жениха-то с невестой!
К у р о с л е п о в. Что ж, детки, дай вам бог счастливей нашего.
Г а в р и л о. Покорнейше благодарим-с. (Параше.) Да неужто вправду-с?
Г р а д о б о е в. Уж теперь запили, значит, дело кончено.
К у р о с л е п о в. Сколько в нынешнем месяце дней, тридцать семь или тридцать восемь?
Г р а д о б о е в. Вона! Что-то уж длинен больно.
К у р о с л е п о в. Да и то длинен.
Г р а д о б о е в. Да что считать-то! Сколько дней ни выйдет, все надо жить вплоть до следующего.
К у р о с л е п о в. Да, само собой, надо; а несчастлив он для меня. Каков-то новый будет? Чего-то со мной в этом месяце не было! Пропажа, долгов не платят; вчера мне показалось светопреставление начинается, сегодня небо все падает, да во сне-то раза два во аде был.
Г р а д о б о е в. Сподобился?
П а р а ш а. Ну, гости дорогие, отцу, я вижу, спать пора, уж он заговариваться начал.
Г р а д о б о е в. Ну, прощай! Когда сговор?
П а р а ш а. А вот позвольте нам убраться немного, мы приглашения разошлем. Прощай, крестный! Прощай, Вася! Ты не сердись, навещай нас.

Все уходят.

(Отцу.) Ну, прощай, батюшка! Спи, господь с тобой! А я теперь дождалась красных дней, я теперь всю ночку на воле просижу с милым дружком под деревцом, потолкую я с ним по душе, как только мне, девушке, хочется. Будем с ним щебетать, как ласточки, до самой ясной зореньки. Птички проснутся, защебечут по-своему, ну, тогда уж их пора, а мы по домам разойдемся.

Обнимает Гаврилу; садятся на скамью под дерево.


1869

Hosted by uCoz